– Ну отчего же. На проплату контракта, в общем, весь кредит ушел, но ведь не до копейки же… Какую-то мелочь обналичили. Всегда есть накладные расходы, а нет – придумать можно.
– Отсюда машина его новая, «элементы сладкой жизни» всякие, да?
– Конечно. А после Нового года, с середины первого квартала товар должен пойти. Конечно, он понимал, что фирма фактически ему уже не принадлежит, там Кадыров хозяин. Но…
– Понятно… Да! А кто кредит-то выдал, конкретно?
– А я не говорила? Мы же из одного банка в другой перешли. Как раз когда Гольдберг уговорил меня к нему оформиться. Нужно было рублевые средства перевести из старого банка в новый, поэтому и подписи бухгалтера везде были нужны. И в карточках, и чековая книжка новая, валютный счет открывать, и много всякого… Перешли мы в этот банк потому, что, как я теперь понимаю, у Кадырова там связи в валютном отделе. Так вот, собственный банк и выдал.
– Так просто?
– Ну, не так просто. Они пакет документов на экспертизу берут: контракт с поставщиком, договоры с покупателями, считают рентабельность. Все проверяют. А потом уже дают. Или не дают. Смотря на какой размер отката договоришься….
– Это в смысле взятки?
– Ну да. С той же суммы кредитных денег. Это «откат» называется. Только вот тут уже с посторонними, как правило, дел не имеют. Да и свои при таких суммах должны быть… Все должно быть накатано.
– И Кадырову дали.
– Кадырову дали… Ой! – Валентина кинула взгляд на информационное табло.– Мой рейс.
– Пошли. – Волков взял тележку с ее вещами.
Они подошли к регистрационной стойке, очереди у которой уже не было.
– Ну что? – грустно сказал Петр. – Родина имеет право на последний материнский поцелуй?
– Конечно,– Валентина подставила щечку.
– И только-то… – Волков коснулся губами шелковистой кожи.
– А здорово все-таки вы меня развели. Как это… как сахар в чае? – улыбнулась она.
– И не стыдно такое говорить? И это в момент расставания навеки, когда иные, едва сдерживая слезы…
– Шучу, шучу. Всего вам доброго, удачи. Спасибо, что проводили.
– Счастливого пути.