– Это важно?
– Возможно, да.
– Теоретически существуют, конечно, люди, которым наплевать, где, в каком музее, галерее или частном собрании находится интересующая их вещь. Они просто говорят: «Хочу». И платят. Им приносят. И все. Но я, слава Богу, не знаком ни с ними, ни с теми, кто, для них крадет. Я в такие игры не играю.
– А Аркадий Соломонович?
– Не знаю, – вновь покачал головой Евгений Борисыч, переведя взгляд с Петра на Ирину. – Правда, не знаю. Но думаю, что вряд ли… Ну что, господин частный сыщик? Можете закрывать дело.
Шацкий встал, подошел к Ирине и взял ее за руку.
– Прости, детка, если огорчил. Но ты| сама хотела все знать.
– Да нет, – Ирина тоже поднялась со стула. – Чего уж… Вы уходите?
– Если позволишь. Ты когда уезжаешь?
– Еще не решила. Я позвоню.
– Обязательно. Всего наилучшего, – повернулся он к Петру и Гурскому.
– До свидания. Всего доброго, – в один голос попрощались они, привстав.
Ирина проводила Шацкого, вернулась к столу, села и сдавила виски кончиками пальцев.
– Просто в голове не укладывается. Все это просто не укладывается в моей голове…
– Необходимо расширить сознание.
– Что?
– Извините, Ира, – смутился Гурский – я иногда бываю непростительно циничен.
– Да ладно уж. Собственно, к Виктору я никогда особенной любовью сестринской не пылала. Я знаю, это дурно, но что поделаешь. Но я и вообразить себе не могла… А про отца догадывалась. Не такая уж я «детка», как Евгений Борисыч считает. Знать не знала, но, конечно, догадывалась. Только не мое это дело, я и не вникала. Отцу видней. По-твоему, это плохо? – она взглянула на Петра.
– Что?
– Ну… видишь теперь, какая у нас семейка. Виктор – подлец. Отец с Шацким контрабандой занимались, а я их не осуждаю, заметь. Я, выходит, тоже дрянь, по– твоему? Шамиль с этим, который из банка, что-то там с кредитами химичили, так ты их, как клопов, размазал моментально. Может, я тебе теперь тоже противна? Так я тебе еще скажу – я тоже левые тиражи через таможню вывожу, и взятки даю постоянно, и от налогов уклоняюсь. Каждый крутится как может. И я ничем от других не отличаюсь. Я дрянь? Нет, ты скажи, я не обижусь.