– За победу.
– За нашу…
Они выпили и закусили бутербродами с холодной вареной телятиной.
– Гурский, – Волков отодвинул от себя пластиковый стакан, – я тебя давно спросить хочу: вот ты барин по жизни, страшно ленивый, акрофобия у тебя, этого ты не ешь, того не пьешь, бабу тебе подавай непременно с тонкими пальцами, иначе у тебя на нее не встанет, ничего тебе не хочется. Так?
– Все не так. Каждый пункт обсуждается.
– Это – детали, неважно. А в принципе?
– Ничего себе «детали»… Да вся жизнь из деталей, они-то как раз и важны. Впрочем, вопроса не слышу.
– А вопрос таков: «Какого хрена ты каждый раз соглашаешься вписываться в мои заморочки?» Это ж головная боль сплошная. Ну, то, что я тебя прошу, мне это надо, это понятно. Но ведь ты несильно и отказываешься. И еще чему-то радуешься при этом, цирк устраиваешь.
– Такой вот вопрос?
– Да.
– Не понимаешь?
– Н-ну… любопытно, как ты сформулируешь.
– Наливай.
Волков налил в стаканчики водку.
– Но пасаран?
– Син дуда… – пожал плечами Гурский.
Они выпили и закусили.
– Ты спрашиваешь, – Александр смел рукой со стола хлебные крошки на ладонь и ссыпал их в тарелку, – в чем мой интерес?
– Да. – Петр вставил морской нож в ножны и убрал его в карман куртки.
– Отвечу тебе притчей.