В руках бесчувственного

— Где больно? — подрывается Влад, а я машинально касаюсь его лица.

Как же его разукрасили. Ему, наверное, очень больно! Но не так, как было мне в эти дни! Хрясь! И сочная пощечина ложится на щеку моего несчастного тирана. Вижу, как играют желваки на его лице. Дядя подскакивает прямо в кресле и протирает глаза.

— Влад? Что ты здесь делаешь? — он сурово глядит на моего любимого.

— Убирайся! — рычу, не в силах сдержать гнев.

— Юля…

— Ничего не хочу слышать, — надуваюсь и скрещиваю руки на груди.

— Мы можем остаться наедине? — любимый низкий голос звучит умоляюще.

— Ладно. Пойду умоюсь. Только, пожалуйста, не заставляй ее переживать! — дядя сдается первым

— Обещаю.

Волков глазами провожает худую фигуру моего опекуна. Я же пялюсь в окно. Понимаю, что любое его слово тут же растопит мое сердце. Но прощать пока не готова. Все же им было сделано немало.

— Прости меня Юля.

— Нет.

— Понял, — он плюхается на пол, хватаясь за бок, — тогда так. Прости.

Затем находит мою ногу и приникает к ней губами. Эээ… таращусь на мужчину, понимая, что уже все-все ему простила. Тряпка ты, Овечкина.

— Буду так стоять, пока не простишь. Я идиот Юль. Полный, круглый, абсолютный. Но клянусь, если ты согласишься дать мне второй шанс, сделаю все, чтобы обеспечить тебя и малыша всем самым лучшим. На руках носить буду.

Я не узнаю своего сероглазого тирана. Это сейчас сам Влад Волков стоит передо мной на коленях и целует ноги? Хихикаю. Ну, после такого и можно и сжалиться.

— Встань, пожалуйста. Ты очень ранен.

— Прощаешь? — смотрит прямо в глаза.

— Да. Только больше никогда не смей так делать!

Он с трудом поднимается на ноги и, покачиваясь, плюхается на больничную кровать. Затем легонько, почти воздушно касается моего живота.