Шерше ля фам

22
18
20
22
24
26
28
30

– Пописать. Имею право?

– Теоретически… наверное, да.

– Хотелось бы осуществить это практически.

– Ступай. Только осторожнее.

– Постараюсь.

– Уж будь любезен. А то, знаешь, пойдет человек в туалет на минуточку, всего-то навсего пописать, а с ним вдруг тако-о-о-е… хоть стой, хоть падай. И живи потом, как хочешь. Всяко бывает, короче говоря. Никогда не знаешь заранее, как дело обернется. Никому этого знать не дано. – Ага.

Адашев-Гурский вышел из комнаты. Андрей Иваныч повернулся к компьютеру, легко коснувшись клавиши, вернул на монитор текст, отстранился подальше от экрана, откинул пятерней со лба волосы и стал перечитывать написанное:

«И заходит солнце, и восходит солнце. И возникает новый день, в котором тебе суждено присутствовать, дышать и наблюдать предметы и явления.

Люди, насекомые, животные и птицы (населяющие наряду с тобой окружающий мир) с первым лучом света придут в движение и, повинуясь своим собственным мотивам, станут менять свое расположение в пространстве относительно друг друга, растений, а также строений из камня и дерева. Господь им судья.

Невольно являясь одной из непосредственных составляющих некоей знаковой системы. – дарованной всем нам свыше в качестве среды общего обитания, ты неизбежно будешь втянут в извечный процесс этих внешних перемещений, замещений, взаимодействий и метаморфоз, но в том нет беды. Нет в том беды, покуда остаешься внутренне недвижим. Покуда остаешься внимательным и непричастным».

Хмыкнул, почесал кончик носа и, бегло скользя пальцами по мануалу, продолжил:

«Существуют мириады неисчислимых вариантов судеб мира (имя которым Хаос), а есть, дарованная высшими силами непосредственно тебе, твоя собственная личностная судьба. И до той поры, покуда силы, формирующие эту твою судьбу, тебе не подконтрольны, все, что ты. можешь сделать, – это, выходя за порог своего дома, предельно тщательно завязывать шнурки на ботинках.

Ибо стоит только зазеваться, допустив ничтожно малую небрежность, – споткнуться, например, возле самого края тротуара, наступив на развязавшийся шнурок, и все. Каюк. Ты мигом теряешь дарованную тебе изначально свободу.

Споткнувшись, нечаяно толкаешь прохожего, он невольно делает шаг на проезжую часть, перед ним с визгом покрышек тормозит автомобиль, сзади в него неминуемо врезается другой автомобиль, ты виновато разводишь руки, но уже поздно. Вокруг тебя уже толпятся люди, которые ждут твоих слов и поступков.

И попробуй отмахнуться. Поди объясни им, что у тебя на это самое время были назначены совершенно другие планы. Что ты просто шел в булочную, с тем, чтобы, вернувшись домой, сначала полакомиться компотом с белым хлебом, а уже затем с легким сердцем удавиться на намыленной веревке.

Все. Хана. Хаос немедленно всасывает тебя, и ты, помимо своей воли, вынужден расхлебывать последствия собственной неаккуратности. Ибо не тебя толкнули, а ты толкнул. Потому что, если бы толкнули тебя, все было бы совершенно иначе.

Поэтому постоянно бди. Будь безупречен. Ибо если на твоей ладони нет раны, в ней можно нести яд».

Закрыв кавычки, поставил точку, откинулся на спинку стула, плеснул себе из термоса в металлический стаканчик, выпил, крякнул и стал еще раз перечитывать плоды своего труда.

– Ну-у-у… где-то так, – задумчиво сказал сам себе, закончив чтение. – В общих, как говорится, чертах…

Глава 3