Оставшись в одиночестве, Пол некоторое время стоял посреди палаты, потом сел на кровать. На душе у него еще никогда в жизни не было так паршиво. Он вроде бы все сказал и сделал правильно, но отчего-то считал, что только навредил этим, причем не себе, а другим людям.
Мысли его текли неспешно, вяло:
«Гареев виноват, слов нет. Но нельзя же выводить его на чистую воду вот так. А как можно? Как в кино. Умные и хитрые агенты внедряются к боссу мафии, добывают стопроцентные доказательства и в финале разоблачают злодея. Но жизнь — не кино.
Настя сказала, что они внедряли к нему своих людей. Один погиб в микроавтобусе, а ведь наверняка были и другие жертвы. Люди отдали свои жизни не как в кино. Там все было взаправду. А ведь у них тоже были семьи. Жены, дети. И наверняка не самая большая в стране зарплата.
Зачем они пошли на риск? Ради чего? Чтобы потом, когда имущество Гареева перейдет в распоряжение государства, получить свою долю пирога? Вряд ли. Никто не будет делиться с простыми оперативниками. За зарплату, ту самую, не очень большую? Тоже едва ли. Тогда почему?
Вот я… испугался. Это нормально, в порядке вещей — бояться за свою жизнь. Парни из ФСБ были убиты по приказу Гареева. Но они не дрожали, а я струсил, причем уже после драки. Почему? Я трус? А они супермены?
Ни фига подобного! Дело в другом. Настя права. Они жили не для себя, как я, а для других людей, хотели, не в пример мне, уменьшить количество зла на земле. Даже когда зло пришло ко мне, я не смог пойти до конца. Получилось, что для меня мое «я» оказалось выше всего.
Как там это называется в психологии? Эгоизм? Ну и что тут такого? Все живут для себя. Каждый прежде всего думает о своем кармане, тарелке, семье, а потом уже о всяких абстрактных вещах типа народа, Родины, страны.
Ребята из ФСБ, погибшие из-за Гареева, тоже так думали. Они просто, безо всяких рефлексий выполняли свою работу. Она бывает разная. Люди водят такси, продают пиво, выступают на сцене, убирают мусор, а они вот разоблачали преступника. У меня хватило ума и таланта на то, чтобы заняться чем-то еще, у них — нет.
Почему я должен теперь из-за этого переживать? Пусть каждый занимается своим делом. Выбрал ты работу в ФСБ? Вот и молодец, действуй, ищи улики, не спи ночами, бегай, прыгай, стреляй. Оберегай мирный сон простых граждан. И не лезь к ним, когда…»
— Я себя оправдываю, — вслух, прерывая поток мыслей, произнес Пол. — Я просто слизняк.
Он поднялся, двинулся к двери. Она вдруг распахнулась, и в палату влетел уже знакомый доктор.
Он был рассержен и с ходу накинулся на Пола.
— Зачем вы встали?! Кто разрешил снять капельницу?! Немедленно в кровать!
Пол резко оттолкнул его и вышел в коридор.
— Вы куда? — раздалось у него за спиной. — Немедленно назад! Больной, вернитесь сейчас же! Я охрану вызову!
— Где мои вещи? — не оборачиваясь, спросил Пол. — И дайте телефон, мне необходимо позвонить.
Он сказал все это таким тоном, что доктор сразу сдался, издал какой-то булькающий звук, словно задушил в себе матерную ругань, и пробормотал:
— Ну и хрен с вами. Потом, когда аукнется, к нам не лезьте. У вас, в конце концов, свой госпиталь есть.
— Я просил телефон, — напомнил ему Пол, переступая босыми ногами на холодном полу. — И вещи.