Надо его впустить.
Подходит к двери, открывает ее. Фигура почтальона четко рисуется на фоне утреннего неба. Это Джерри Фрост.
Однако ни Дорис, ни Джозеф Фиш не узнают его, и это понятно: Джерри до неузнаваемости переменился. Нет и следа былой расхлябанности: в серой форменной куртке он выглядит подтянуто, молодцевато. Голова закинута, плечи расправлены. Его голос звучит уверенно, отчасти снисходительно к слабостям человеческого рода.
Джерри. Доброе утро. От почты не откажетесь?
Дорис
Джерри. Прекрасное утро. Скорее выбирайтесь на улицу.
Фиш
Джерри. Это дом номер двадцать один двадцать семь? Тогда у меня для вас много симпатичной почты.
Дорис
Джерри. Значит, разнообразной.
Дорис. Вы что, наш новый почтальон?
Джерри. Да, новый, но уже хороший.
Фиш. Откуда вы знаете? Вам начальство это сказало?
Джерри. Нет, просто сам чувствую. Я свое дело знаю, любого почтальона обставлю и по маркам, и по открыткам, и, само собой, по бандеролям. Одно слово: хороший, и с этим ничего не поделаешь.
Дорис. Впервые слышу, что почтальон может быть хорошим.
Джерри. А они почти все хорошие. Есть такие области – например, бизнес или политика, – где всякие сойдут, зато почтальоны, как на подбор, ангелы. Словно их специально отбирают. Если не сказать – выводят.
Фиш
Джерри
Фиш. Дайте взглянуть.
Джерри. Прелесть, правда? А еще у меня для вас два счета. Я их пока утаю, ладно? Или вы хотите с ними разобраться? Некоторые обожают получать счета. Ваша соседка первым делом спросила о счетах. Я дал ей целых три – и она так радовалась, будто это денежные переводы. А ваши – они, видать, не очень крупные. Правда, на ощупь решить трудно.