«Паралитики власти» и «эпилептики революции»

В Тамбовской губернии Гавриил Романович прослужил почти три года. Первое время отношения с генерал-губернатором складывались благополучно. Гудович полностью доверил дела деятельному и активному Державину. Державин принялся за серьезные преобразования. Он навел порядок в делопроизводстве присутственных мест, добился открытия типографии; выписал из Петербурга множество указов и законов, о которых местные власти не имели и понятия; добился исправности в сборе податей и недоимок, искореняя попутно беспорядочность в хранении казны. За его губернаторство в Тамбовской губернии были проложены новые дороги, сооружены мосты, развито судоходство по реке Цне; отремонтированы старые постройки и возведено немало новых. Проявляя заботу о населении, Державин деятельно занимался устройством больниц, богаделен, сиротского дома.

Многое им было сделано также в области культуры и образования: открыты народное училище, театр, учреждена губернская газета и др.

Большое внимание губернатор уделял работе судебных учреждений, предупреждению преступлений, содержанию колодников, обращению к ним. В конце 1786 года он лично осмотрел тамбовскую тюрьму. Вот как он описывает свое впечатление об этом: «При обозрении моем губернских тюрем в ужас меня привело гибельное состояние сих несчастных (то есть колодников). Не только в кроткое и человеколюбивое нынешнее, но и в самое жестокое правление, кажется, могла ли когда приуготовляться казнь, равная их содержанию, за их преступления, выведенная из законов наших. Более 150 человек, а бывает, как сказывают, нередко и по 200, повержены и заперты, без различия вин, пола и состояния, в смердящие и опустившиеся в землю, без света, без печей, избы или, лучше сказать, хлева. Нары, подмощенные от потолка не более 3/4 расстоянием, помещают сие число узников. Следовательно, согревает их одна только теснота, а освещает между собой одно осязание. Из сей норы едва видны их полумертвые лица и высунутые головы, произносящие жалобный стон, сопровождаемый звуками оков и цепей».

После этого Державин добился значительного улучшения состояния тюрьмы, где устроены были кухня и лазарет, наведены возможная чистота и порядок. По его словам, после этого посещения он «разобрал по точной силе законов вины преступников, содержащихся без всякого прежде различия в тюрьмах». Он сделал распоряжение, которым некоторых колодников отпустил «по распискам и поручительствам»; одних предписал содержать строже, других — слабее, «рассадя их всех по особым номерам, по мере их вин и преступлений».

Державин сам внимательно вникал в расследование преступлений. Так, он помог «открыть убийство» княгини Девлеткольдской, совершенное ее племянником Богдановым, которое скрывал местный городничий.

Генерал-губернатор Гудович был человек весьма своеобразный. По выражению графини Ф. В. Растопчиной, он был «столько же мстителен, сколько груб, глуп, горд и бешен». Когда интересы Гудовича не затрагивались, он в дела губернатора не вмешивался. Более того, всячески поощрял Державина и даже представил его к награде, написав в представлении, что он «всю губернию привел в порядок». И это была правда.

Однако вскоре у Державина произошла серьезная стычка с Гудовичем по делу тамбовского купца Бородина. Этот купец при поставке кирпича обманул казну, а потом еще добился винного откупа на таких условиях, что казна неминуемо теряла полмиллиона рублей. До Державина дошло также, что Бородин собирается учинить еще одно мошенничество — ложно объявить о банкротстве. Гавриил Романович мириться с этим не мог. Он наложил арест на имущество купца Бородина. Генерал-губернатор Гудович встал на защиту купца и направил в сенат рапорт о его самоуправстве. Там генерал-прокурор Вяземский, казалось, только этого и ждал. Он дал делу ход, и на Державина был наложен штраф 17 тысяч рублей.

Не успело закончиться это дело, как возникло новое. В конце марта 1788 года в Тамбовскую губернию приехал комиссионер Гарденин, которому главнокомандующий Потёмкин, в связи с войной с Турцией, поручил закупить провиант для армии. Губернская казенная палата, в соответствии с сенатским указом, обязана была снабдить его деньгами для этой цели «без задержания». Однако вице-губернатор, в ведении которого находилась казенная палата, отказался выдать деньги, ссылаясь на их отсутствие, после чего сразу же уехал якобы на осмотр липецкого винокуренного завода. Поскольку невыполнение сенатского указа грозило губернатору неприятностями, Державин вызвал к себе казенных дел стряпчего и велел ему подать ведомость о том, какая сумма находится в наличии и куда какие суммы истрачены. Вскоре стряпчий вернулся и сказал, что ему эту ведомость без разрешения вице-губернатора не дают. Гавриил Романович разгорячился. Он выдал ордер на освидетельствование казны. Проверка выявила многочисленные нарушения: более 150 тысяч рублей «валялись» вовсе без всякой записи, из которых вице-губернатор раздавал деньги бесконтрольно, кому хотел; провиантские деньги в сумме около 200 тысяч рублей оказались не высланными по месту их ассигнования. Таким образом, Державин обнаружил денег гораздо более той суммы, которая требовалась. Одновременно вскрылась и недостача 500 тысяч рублей казенных денег. Документы были в беспорядке. Все результаты проверки были записаны, как и положено, в журнал, в котором расписались Державин, губернский и уездный стряпчие и другие присутствовавшие при этом лица. О результатах он сообщил генерал-губернатору Гудовичу и информировал сенат.

Вскоре до Державина дошло сообщение, что казенная палата была необоснованно оклеветана перед сенатом, о чем она послала свой рапорт генерал-прокурору Вяземскому. Гавриил Романович вызвал к себе губернского прокурора и спросил, правда ли, что казенная палата сделала определение в опровержение донесения губернатора. Прокурор это подтвердил. Державин спросил прокурора: «Для чего вы не соблюли свою должность, в учреждении вам предписанную, где вам велено доносить губернскому правлению о всех происшествиях? Видя и пропуская определение казенной палаты, не донесли правлению, которое могло принять меры и открыть истину?» Эти вопросы привели прокурора в замешательство, и он не знал, что отвечать. Тогда Державин сказал, что если прокурор не исполнит своей должности, то он донесет обо всех беззакониях прямо императрице. Прокурор на другой день официально подал рапорт губернскому правлению об определении казенной палаты. Это дало основание губернатору пригласить председателей палат. При них он собрал чиновников, бывших при освидетельствовании казны, которые подтвердили все выявленные при ревизии недостатки.

Вся эта история вывела из себя генерал-губернатора Гудовича, который написал жалобу в сенат о том, что Державин грубит ему, не исполняет его указаний и т. п. Сенат потребовал от губернатора объяснения. Не успел он ответить, как в сенат поступила очередная жалоба Гудовича. Это дало основание недругам поэта обвинить его в том, что он игнорирует сенат и не дает ответ на указ.

Петербургские друзья Державина, зная все перипетии его борьбы с Гудовичем, предлагали ему остерегаться и не горячиться. На это поэт в одном из писем ответил им: «Иногда не безнужно иметь и врагов, чтобы лучше не сбиваться с пути законов».

Императрице Екатерине II был представлен доклад с обоснованием вины Державина. В нем отмечалось, что он «дерзновенно отвергает должное повиновение» власти начальства и «развращает дело службы». Предлагалось отдать его под суд сената. Императрица этот доклад не утвердила. Тогда Гудович обратился к Безбородко с сообщением о новых оскорблениях, якобы нанесенных ему Державиным. Он просил «удалить» его из губернии. Только после этого Екатерина II утвердила сенатский указ об увольнении Державина с должности губернатора и об отдаче его под суд.

Так бывший тамбовский губернатор попал под суд. Вынесение решения затянулось на полгода. В июне 1789 года был оглашен приговор. В нем говорилось:

«1) Из всех присланных генерал-губернатором на Державина жалоб и из ответов сего последнего, не меньше, как и из обстоятельств самого дела, ничего другого не установлено, кроме личных их оного против другого неудовольствий, чрез что Державин лишился своего места, а тем самым и все личные неудовольствия между тем и другим кончились;

2) что кроме личного неудовольствия генерал-губернатора, из всего вышеизъясненного, никакого, впрочем, злоупотребления и как казенному интересу упущения, так и частным лицам со стороны Державина притеснения не последовало и ни от кого никаких на то жалоб не вышло, далее же все то предает сенат всемилостивейшему Вашего Императорского Величества благоволению».

Таким образом, Державин был фактически сенатом оправдан. Это решение подписали сенаторы И. Чернышев, П. Вырубов, П. Хитрово, П. Волконский и М. Ржевский.

Екатерина II согласилась со всеми выводами сената.

По этому поводу Державин писал 18 июля 1789 года В. В. Капнисту: «Спешу, мой любезный друг Василий Васильевич, сообщить тебе наше удовольствие. Дело мое кончено. Гудович дурак, а я умен. Ее Величество с особливым вниманием изволила рассмотреть доклад 6-го департамента о моих проступках, о которых Гудович доносил, и приказала мне чрез статс-секретаря объявить свое благоволение, точно сиими словами: „Когда сенат уже его оправдал, то могу ли я чем обвинить автора Фелицы?“, вследствие чего дело повелено считать решенным, а меня представить. Почему я в Царском ныне и был представлен; оказала мне отличное благоволение, когда пожаловала руку, то окружающим сказала: „Это мой собственный автор, которого притесняли“».

Однако никакой новой должности Державину предоставлено не было. Поэт добился еще одной аудиенции у императрицы. 1 августа 1789 года статс-секретарь Храповицкий записал: «Провел Державина в Китайскую и ждал в Лионской. „Я ему сказала, что чин чина почитает… В третьем месте не мог ужиться; надобно искать причину в себе самом. Он горячился и при мне. Пусть пишет стихи… “ Велено выдать неполученное им жалованье, а граф Безбородко прибавил в указе, чтоб и впредь производить оное до определения к месту».

Все попытки Державина вернуться на государственную службу ни к чему не приводили.