А когда война кончилась и старший сержант Василий Спицын возвращался на Балхаш, он подумал под стук колес: ему-то посчастливилось, не то что отцу; его отец еще с первой германской не вернулся в родную воронежскую деревню. А он едет, едет домой, хоть и прошел со своей пушкой всю Прибалтику, всю Польшу, Гдыню брал и Кенигсберг, и все больше — прямой наводкой, и во всяких побывал переделках и закончил войну в шестидесяти километрах от самого города Берлина.
…Живя в Балхаше, мне приходилось слышать советы:
— А с нашими старожилами вы познакомились? Разговаривали с ними?
— В техникум непременно зайдите, к нашей молодежи…
— Вы ездили в Коунрад? Ведь Коунрад и Балхаш… Как бы сказать? Ну, один без другого дня не могут прожить.
И я встречался, ездил, знакомился, разговаривал.
На карьере в Коунраде холодным солнечным днем я виделся не только с Базылом Акимбековым, представителем старшего поколения, которое все это начинало.
Подносчики сгружали с машины бумажные мешки со взрывчаткой, сюда подошел высокий, плечистый парень в очках — Баян Ракишев, начальник взрывцеха.
Он родился и вырос в тех же степях что и Базыл-ага. Однако разница в годах придала его биографии другие черты, характерные именно для его поколения. Баян начинал в Коунраде — в 1956 году, кончив горный институт в Алма-Ате.
И вот уже добрый десяток лет живет здесь молодой инженер и не думает, что он совершает грех, поднимая на воздух скалы. Пожалуй, грехом в представлении Баяна было бы совсем другое, — если бы, например, они почему-либо задержали взрывные работы и неожиданно иссяк бы поток руды.
Я встречался со многими людьми. И не сразу понял, чем похож тот же Баян Ракишев на балхашского ветерана Азамбая Тлеугабылова, который уже больше тридцати лет живет в бухте Бертыс, работает в металлургическом цехе. И что-то общее с ними я уловил у Василия Спицына. А Спицын чем-то напоминал мне молодого парня Ахмана Телендинова, который совсем недавно пришел в бригаду взрывников в Коунраде.
И хоть до этого мы разговаривали только по телефону, я уже как со знакомым встретился с директором Балхашского горно-металлургического комбината Петром Петровичем Матюшиным.
Я к тому времени понял, что роднит их всех, — все они были людьми медного века, который наступил на Балхаше, и продолжается по сей день, и кончится очень не скоро, если вообще когда-нибудь кончится.
Была в жизни Матюшина война. А закончив политехнический институт на Урале, он пришел на старый медеплавильный завод в Карсакпае, был начальником цеха, и на Балхаше поработал, в Джезказган поехал уже главным инженером. И потом вернулся на Балхаш директором комбината.
Конечно, теперь здесь все выглядело совсем иначе. И круг забот рядового инженера, каким он начинал когда-то, отличается ведь от тех дел, какими приходится заниматься руководителю одного из крупнейших в мире предприятий цветной металлургии. У нас с ним речь шла о том, что сегодня трудно, если вообще возможно, найти такую отрасль промышленности, которая могла бы обойтись без балхашской меди. Речь шла о том, что их комбинат давным-давно в несколько раз перекрыл первоначальные проектные мощности. Речь шла о том новом, что рождается у них на комбинате: не так давно, например, они начали выпускать вайербарсы, впервые в Советском Союзе, — проволочные слитки для электротехнических и кабельных заводов. Матюшина — бывшего главного инженера Джезказгана — не могло не радовать, что у большой медной реки появится новый мощный приток. Матюшина — директора Балхаша — не могло не тревожить, что тогда они уже не смогут так широко пользоваться джезказганской рудой, как сейчас. Один Коунрад не может его насытить. Саяк — вот кто призван сослужить Балхашу хорошую службу.
Мы разговаривали, и в окно кабинета была видна заводская площадь, обставленная со всех сторон корпусами цехов, перекрещенная рельсами. Жизнь вторгалась в наш разговор телефонными звонками, срочными деловыми бумагами, которые приносили Матюшину на подпись.
Снова телефонный звонок — протяжный, каким абонента вызывает междугородная.
— Товарищ Матюшин?.. Соединяю Москву.
…Я должен вернуться к разговору с Русланом Остапенко, прерванному на полуслове в самом начале.
Саяк и Балхаш… Эти два слова станут так же неотделимы одно от другого, как Балхаш и Коунрад. Правда, можно услышать скептические замечания, что запасов четырех карьеров хватит всего на пятнадцать лет. Но ведь Коунрад… Тоже предполагалось, что он будет обеспечивать комбинат, ну, лет двадцать. А сколько прошло с тех пор?
ebooksa