— Это он пишет, чтобы утешить меня… И в начале — «во имя аллаха», чтобы я порадовался: дети мои помнят об аллахе. Я далеко и не знаю, с аллахом ли в душе идет в бой Джилкибай. Но я надеюсь, что всевышний сохранит мне его. И его, и Жаппара…
Они были заняты письмом и тем многим, что с письмом связано, и совершенно неожиданно для женщин, которые оставались сидеть возле юрты, прозвучал молодой громкий голос:
— Мир этому дому!
Приветствие произнес молодой сержант. Он сидел в седле и возвышался над лохматой изгородью. А в небольшом отдалении можно было заметить еще пятерых всадников — тоже военных.
Женщины молча отвернулись. Из юрты вышел старый Абдрахман.
— Аксакал! — обратился к нему сержант. — Нельзя ли, скажите, напоить коней из вашего колодца?
— Разве я создал этот колодец и эти пески, чтобы мне считаться хозяином их? — ответил старик. — Берите воду, сколько нужно. И в моих юртах места для ночлега хватит всем.
Сержант не слезая обернулся и махнул рукой своим, чтобы подъезжали. Бойцы возле изгороди спешились. По коням было видно, что они сделали долгий переход.
Алибай скромно, как подобает младшему, подошел к ним и по очереди пожал всем руки. А мальчик и две девочки жались к матерям — дети не привыкли к чужим, тем более когда их много.
Молодой командир приложил руку к пилотке, отдавая честь:
— Лейтенант Воронов… Спасибо вам, аксакал, что вы оказываете гостеприимство мне и моим людям.
Старик удивился:
— Ты знаешь по-казахски?
— Немного. Ходил в песках с экспедицией, вот и научился.
— Я рад вашему приходу, — с достоинством сказал Абдрахман. — Но, если ты говоришь по-нашему, то должен знать и то, что за гостеприимство благодарить нельзя. Это закон, обычай.
Пока они разговаривали, бойцы успели расседлать коней и накоротко привязали их к изгороди, чтобы они как следует выстоялись. Абдрахман нет-нет да поглядывал на стройного, худощавого парня, который старательнее, чем все остальные, обтирал своего серого в крупных яблоках коня.
А парень тоже поглядывал на хозяина дома.
— Это твой отец? — негромко спросил он у Алибая.
— Мой. Отца зовут Абдрахман, а меня — Алибай.
— А я Шеген…