Регина убрала руку от актёра и посмотрела на него другими глазами. Да, мотив есть: зависть и ревность, ревность и зависть – всё в нём перемешалось в одну гремучую смесь. Но мог ли он убить? Подкараулить соперника возле дома и всадить нож. И что он сейчас заливает водкой? Утерянную любовь жены или убийство заклятого друга?
Эти размышления по дороге в архив прервал звонок. Регина достала мобильный и нахмурилась.
– Да, Алёна, я тебя слушаю.
– Региночка, ну, чем ты меня порадуешь? – спросила бывшая одноклассница.
В голосе Новак было столько надежды и ожидания чуда, что Ростоцкая не знала, что ответить.
– Солнце ярко светит. Уже радость.
– Светит, да не для всех ярко, – с упрёком сказала Алёнка. – В нашем деле есть какое-то движение?
– Какое-то?! Да ты что! Очень насыщенное движение… в нашем деле. Подозреваемых много…
– Так что же Медвежонка моего не отпустили до сих пор? – возмутилась женщина.
– Ты не даёшь мне договорить. Подозреваемых много, а прямых улик на них нет. Одни мотивы и смутные подозрения. Улика только у твоего Гаврильева. И веская такая, прямая улика. Понимаешь? Орудие убийства с отпечатками пальцев.
– Ну как же так?!
– Ещё и свидетель есть, – напомнила ей Регина.
Возникла пауза. Алёнка вздохнула. Регина показалось, даже заплакала.
– Ноги у него больные, понимаешь? Он в десантуре когда служил, прыгнул с парашютом неудачно, с тех пор болят. В тюрьме ему каждый день за год идёт. С такими-то ногами.