Тревога, беготня, шум. Прислуга, лекаря, придворные — все смешалось, все составило новый, грозный обвинительный акт против кабинет-министра.
Шута, вскоре оживленного, прибрали. Но через несколько минут вышел из внутренних покоев фельдмаршал Миних и объявил Волынскому от имени ее императорского величества, чтоб он вручил ему свою шпагу и немедленно возвратился домой, где ему назначен арест. Это объявление сопровождалось дружеским и горестным пожатием руки.
— Граф! — отвечал Волынской, отдавая ему свою шпагу и гофлакею свою трость, — участь моя решена… От вас Россия имеет право ожидать, чтобы вы докончили то, что внушила мне любовь к отечеству и что я испортил моею безумною страстью… Избавьте ее от злодея и шутов и поддержите славу ее…
Когда он возвращался домой, несколько людей остановили его карету.
— Спасайся, наш отец, — говорили они, — дом твой окружен крепким караулом. Отпряжем лошадей и ускачем от беды.
— Благодарю, друзья мои, — отвечал Артемий Петрович и велел кучеру ехать прямо домой.
Пленник сам отдался страже. На дворе успел он только проститься с Зудою, которого увлекали. В прихожей встретили его объятия жены, забывшей все прошедшее при одной вести, что муж ее в несчастии. Она узнала от Зуды благородный поступок Артемия Петровича по случаю предложения государыни жениться на княжне Лелемико.
Суд продолжался несколько дней. Не все формы были соблюдены. Но Волынского и друзей его велено осудить, и кто смел отступить от этого повеления?.. К прежним обвинительным пунктам присоединили и пролитие крови во дворце. Один из судей (Ушаков), подписывая смертный приговор, заливался слезами.
С этим приговором герцог курляндский явился к государыне.
— Что несете вы мне? — спросила она дрожащим голосом и вся побледневши.
— Смертный приговор мятежникам, — отвечал он с грозною твердостью.
— Ах! Герцог, в нем написана и моя смерть… Вы решились отравить последние дни моей жизни…
Государыня заплакала.
— Я желаю только вашего благополучия и славы! Впрочем, на всякий случай я изготовил другое решение.
Бирон, трясясь в ужасном ожидании, подал ей другую бумагу.
— Что это значит? — вскричала Анна Иоанновна, — казнь ваша?.. И вы даете мне выбирать?..
— Ту голову, которая для вас дороже. Я не могу пережить унижение закона и честь вашу.
— Господи! Господи! что должна я делать?.. Герцог, друг мой! сжальтесь надо мною… мне так мало остается жить… я прошу вас, я вас умоляю…
Государыня вне себя ломала себе руки. Бирон был неумолим. В эти минуты он истощил все свое красноречие в защиту чести, закона, престола… Злодей восторжествовал. Четыре роковые буквы «Анна» подписаны рукою полуумирающей… Слезы ее испятнили смертный приговор.
Глава XII