— Не видала ли ты на малороссиянине другой бумаги?
— Не видала.
— Не проговаривался ли он об ней?
— Никогда.
— Не рассказывал ли он тебе своих замыслов?
— Сказывал только, что ищет выместить на ком-то свою обиду, а на ком и как — не пояснил мне.
— Теперь последний вопрос: о чем говорила ты наедине с Артемием Петровичем Волынским вчера, у него в доме?
Дух занялся у цыганки; бледнея и запинаясь, она отвечала:
— Ничего, господин… право слово, ничего…
— Гм! ничего! Но ты бледнеешь и дрожишь?.. Ничего?.. Ты должна мне сказать, что с ним говорила, или…
— Признаться, господин великий… божусь вам богом, это нейдет к вашему делу… пустячки…
— Если это пустячки, так зачем скрывать их?
— Я поклялась…
— Эй! заплечный мастер! — закричал Липман.
Вошел палач.
— О, когда дело дошло до этого, пытайте меня: не скажу!
При этом ответе, в котором выразилась вся сила души Мариулы, она подняла голову и потом спросила, куда ей идти на пытку.
Молодой человек был исторгнут из своей дремоты восклицанием ее; наклонившись к дяде, он сказал ему по-немецки:
— Не ожесточайте ее! Когда она не утаила от вас бумаги, так рассказала бы и другие тайны свои, которые касаются до малороссиянина или заговора Волынского, если б их знала. Вероятно, какое-нибудь волокитство… просили ее помощи… ведь вам уж сказывали… Любовное дело? не так ли? — прибавил он по-русски, обратись к цыганке и ободряя ее голосом и взором.
— Да! Больше не ждите от меня словечка, — отвечала Мариула.
ebooksa