Джумба лениво повернул ко мне своё лицо с выпученными как у рака глазами и желтоватыми белками.
— Зачем мне это делать? На этом верблюде поеду я, а твой десяток пусть тянет всё на себе. Я так решил.
— Это хорошо, вам надо отдыхать командир! — «заботливо» согласился я. Не подмажешь, как говорится, не поедешь! И продолжил гнуть свою линию: — Но может быть, пока вы не едете, мы можем перегрузить на него свои вещи?
— Ты опоздал, я уже устал, — и Джумба демонстративно полез на верблюда.
Зря только просил, всё получилось с точностью до наоборот.
Вернувшись обратно в колонну, я злой и расстроенный потопал вместе со всеми. Друзей у меня среди них не было, сблизился я из своего десятка пока лишь со Мхарой. Ещё Мвенге тоже держался поблизости, но пока осторожничал. Да мне и не до него сейчас. Вернувшись в свою цепочку, я сказал Мхаре.
— Не хочет, скотина, снять с нас груз. Грёбанный идораз, — добавил я по-русски. — Сволочь.
Удобно, кстати: материшь всех по матери, а тебя никто не понимает. Это как в РФ: стоят, разговаривают на своём языке два россиянина, а ты понятия не имеешь, то ли они обсуждают твой нос, то ли твою девушку, то ли рассказывают, как хорошо вчера провели время.
Мхара согласился со мной, что Джумба скотина. На этом разговор прекратился, и мы пошли дальше молча, однако я ничего не забыл. Нужно просто немного подождать. А ждать я умел.
Ремень пулемёта уже впился в плечо, а коробка с пулемётной лентой ощутимо оттягивала руку. Можно было бы, конечно, передать пулемёт самому слабому, чтобы тащил он, и забрать при этом его автомат. Но мне всегда претила дедовщина: то же рабство, просто в погонах. Но запасную коробку я всё же отдал, а то долго с ней не пройдёшь.
Весь отряд шёл очень медленно, направляясь в какой-то пункт сбора. Туда нас вёл проводник — молчаливый кушит по имени Авак. Шли мы трое суток, останавливаясь только на дневной и ночной отдых. Ближе к вечеру третьего дня отряд пришёл в какое-то селение.
Селение было большое, и мы сюда добрались не одни. На краю негритянского посёлка расположились ещё две группы примерно в сто и сто пятьдесят человек. Мы прибыли последними, что неудивительно: когда толпу баранов ведёт не козёл, а осёл, именно так обычно и происходит. Бороться с этим бесполезно, поэтому все три дня пути я держался в стороне от придурка.
Бывший полицейский сомалийской жандармерии порой вёл себя до неприличия нагло. Лишь только мой колючий взгляд удерживал его от неблаговидных поступков в отношении меня. Все же, определённую славу я себе уже заработал. И слава эта была чёрная…
Усталые и запыленные мы разбили полевой лагерь. Палатка у нас оказалась всего одна, и все в ней ложились чуть ли не друг на друга. А ещё часть её занял Джумба, огородив себе приличных размеров закуток. Нам дали отдохнуть ночь, а потом взяли в оборот.
— Сержанты, все за мной! Все бегом на совет!
Какой совет? С кем совет? Для чего совет? Джумба даже не удосужился проверить: все ли его услышали. Он, просто переговорив с посыльным, что и принёс этот приказ, сразу пошёл в селение, а все сержанты вслед за ним. Идти оказалось далеко.
Пока мы шли, я с любопытством рассматривал конусовидные дома из переплетенных меж собой веток какого-то кустарника. Снаружи стены хижин негры обмазывали красной глиной, которая надёжно укрепляла каркас и давала прохладу жилищу. Возле жилищ суетились женщины в открытых одеяниях, бегали дети и сидели старики, сверлившие нас неприязненными взглядами. Ну-ну.
Вскоре мы пришли к большой хижине, огороженной высоким, сплетённым из прутьев забором. Внутри двора уже собрались люди, очевидно, весь командный состав всех трёх отрядов. Были тут и люди из эфиопской армии, а также кубинцы. Русских советников здесь не оказалось.
Руководить повстанцами назначили эфиопов из числа местных. Кубинцы же осуществляли общий контроль и обеспечивали всех патронами и оружием, чтобы его не разворовали раньше, чем оно дойдёт до самих повстанцев.
— Все собрались? — спросил худой как кощей кубинец.