— Ой, дур-р-ра-ак!!! — вдруг сокрушенно воскликнул Роман. Неожиданная мысль пронзила его сознание, и он как вкопанный остановился на тротуаре, закрыв ладонями глаза и до онемения сжав зубы.
«Она же говорила мне! В тот самый день, когда я уволился и говорила!!! А я не придал ее словам вообще никакого значения — для меня они почти и не существовали!.. Все могло быть по-другому! Все по-другому, но я не слышал ее!!! Как я мог?! Дурак! Дурак! Дурак!!!», — уничтожал он себя, с невероятной силой сдавив поникшую голову дрожащими от напряжения пальцами, будто бы желая вырвать что-то из нее. Губы Романа затряслись, веки напряженно сомкнулись, грудь сперло, дыхание замерло на время, но лишь для того, чтобы прорваться глубоким, судорожным вдохом, за которым так и не последовало слез.
Роман поднял голову и некоторое время еще стоял с отрешенным видом, не замечая ничего вокруг, а когда собрался с мыслями, то увидел, что был уже почти на месте. Он перешел на другую сторону дороги и проследовал дальше по улице вдоль забора, за которым располагался хорошо знакомый ему детский городок в виде большого пиратского корабля. Городок как обычно к концу года выглядел совсем удручающе: краска на корабле облезла, все паруса, флажки и даже украшавший мачту Веселый Роджер были сняты, расположенные поблизости ларьки со сладостями, по-видимому уже давно не работали, а на палубе, также как и на земле вокруг, лежал снег. Но и сейчас, в этот холодный и пасмурный день здесь еще играли дети: двое уже взросленьких, лет по восемь, мальчиков с серьезными личиками по очереди поднимались на корабль, чтобы скатиться с него по какой-нибудь горке или канату, а их мамы, стоявшие тут же возле заснеженных лавок, молча наблюдали за своими чадами, с заметным нетерпением дожидаясь, когда же они, наконец, наиграются.
За детской площадкой Романа встретило здание городского суда. У входа в него не стояло сейчас ни полицейских, ни машины для перевозки заключенных, но только и от одного вида данного учреждения его охватили тревожные переживания: Роман весь напрягся, сжался, еще сильнее нахмурился, совсем опустил голову и ускорил шаг, желая быстрее миновать неприятное место. Свернув же за угол, он вышел на небольшую площадь, на противоположном конце которой прямо по центру возвышалось одно из областных министерств. Роман посмотрел на здание, где прежде работал: в глубине души он категорически не хотел идти туда, и сейчас сомнения вновь одолели его.
Несознательно Роман всячески противился возвращению в министерство, потому что в таком случае ему пришлось бы признаться бывшим коллегам в своей полной несостоятельности. Сам факт его возвращения красноречиво свидетельствовал бы о том, что он прогорел в бизнесе, нигде больше не смог реализовать себя и от безысходности пришел проситься обратно. Роман предстал бы перед сослуживцами жалким неудачником, и, предвосхищая мучительные переживания, чуткое подсознание его всеми силами сопротивлялось этому: только у него возникала мысль вернуться на прежнюю работу, как он тут же подавлял ее в себе. Первое время Роман вообще не допускал такого варианта — он был уверен, что сможет устроиться где-нибудь в другом месте; но помыкавшись по кадровым агентствам, быстро понял, что шибко-то никому и не нужен и что найти работу, под которую бы дали огромный кредит, на самом деле не так просто. Бывало, возвращаясь затемно домой, без какого-либо результата объездив полгорода и пройдя с десяток собеседований, он под действием неожиданного порыва вдруг твердо и непреклонно решал про себя, что завтра обязательно пойдет в министерство; однако на следующее утро пыл его спадал, вчерашние неудачи отходили на второй план и он снова успокаивался тем, что «сегодня-то мне точно повезет, и я найду работу». По мере же того, как все больше дней проходило в бесплодных попытках трудоустройства, мысли о возвращении в министерство чаще и настойчивее проявлялись в его сознании. И если при прочих обстоятельствах гордость никогда не позволила бы ему пойти на такой шаг (он скорее согласился бы на бедность), то в текущей ситуации Роман уже не мог игнорировать эту возможность и спустя два месяца безрезультатных поисков, он, наконец, решился поехать и попытаться устроиться на прежнее место работы.
Неуверенным шагом Роман двинулся к министерству. Однако пошел он сейчас не привычным своим маршрутом, прямиком мимо фонтана, а начал обходить площадь справа, вдоль окружающих ее строений, за деревьями, стараясь прокладывать свой путь таким образом, чтобы не попасть под обзор выходивших с министерства окон да не столкнуться по пути с кем-нибудь из бывших коллег. Он двигался настороженно, и с каждым сделанным шагом в нем все сильнее нарастало внутреннее напряжение. Чем ближе подходил он к министерству, тем медленнее шел, а когда оказался уже на таком расстоянии, что мог видеть входивших и выходивших из здания людей, вовсе остановился.
Сомнения терзали Романа. Он не знал, что за сила сдерживает его, но всем своим существом чувствовал, что не хочет заходить внутрь и под давлением этих ощущений стал придумывать причины, по которым ему не следовало сейчас этого делать. «Какой смысл вообще мне идти? — вопрошал он, обращаясь к себе. — Наверняка кого-нибудь уже взяли на мою должность… Да и конечно взяли — такое место! Нет, смысла в этом нет никакого…», — уговаривал сам себя Роман, чувствуя, как становиться легче на душе от этих оправданий. На подсознательном уровне он ощущал, что если уйдет сейчас отсюда ему, хотя и на время, но станет спокойнее, если же все-таки решит зайти внутрь, то охватившее его душевное беспокойство только усилится. Соблазн отступить был большой, и Роман уже почти убедил себя повернуть назад, но рассудок все-таки взял вверх. «А вдруг место еще вакантно?… — промелькнула мысль в его голове. — Или им как раз сейчас требуется человек с моей квалификацией? Это бы многое решило: с прежней зарплатой мне бы наверняка одобрили кредит… Времени все меньше, а тянуть дальше нельзя. Если осудят, так потом вообще никуда устроиться не смогу. Надо идти!», — заключил он и, подавив клокочущее подсознание, быстрым шагом направился к входу в министерство.
Войдя в здание и оказавшись под пристальным взором устремивших на него свое внимание охранников Роман совсем смешался. Не слушающимися от волнения руками он достал из кармана старый свой электронный пропуск. Он был почти наверняка уверен в том, что карточку давно заблокировали, но по неведомой причине все же решил взять ее с собой. Неожиданно пропуск оказался рабочим и, миновав пункт охраны, Роман без промедления последовал к лифту. С огромным облегчением обнаружил он, что подъехавший лифт был пустой, и как только двери в нем закрылись, сразу же повернулся к закрепленному справа зеркалу, чтобы оценить свой внешний вид. Роман был одет в джинсы, белую рубашку, строгую серую безрукавку и черную кожаную куртку. Он выглядел опрятно: вся одежда была вычищена и выглажена, волосы на голове аккуратно пострижены, щеки тщательно выбриты. Правда лицо его осталось по-прежнему измученно-худым и бледным, а под глазами все так же мешками свисала кожа, но за несколько месяцев он уже совершенно привык к этому отражению и не нашел сейчас ничего необычного. Напротив, окинув себя взглядом, Роман пришел к заключению, что выглядел, в общем-то, и неплохо; однако столь необходимого расслабления за этим не последовало, а когда двери лифта открылись, он встревожился еще сильнее, нежели прежде.
Выйдя из лифта, Роман направился вглубь коридора. От внутреннего напряжения мысли его путались, а движения были топорными и заторможенными. Когда же ему попадался кто-нибудь навстречу, он и вовсе весь зажимался и, потупив голову, старался скорее отойти ближе к стене, отчего один раз чуть не опрокинул стоявший на полу горшок с цветами. К счастью в это полусонное послеобеденное время по коридорам ходило немного людей: Роман не встретился сейчас ни с одним своим знакомым и, благополучно проскочив кабинет, в котором прежде работал, проследовал дальше.
«Как неудачно мы с Николаем Петровичем расстались. Очень некрасиво! И на что я надеюсь сейчас?.. — подходя к кабинету начальника, думал Роман, вспоминая свой последний день на работе. — Да нет, ерунда это все! Николай Петрович замечательный человек, и если у него есть свободные вакансии, он не должен отказать… Если же не станет ничего предлагать, то расскажу ему про Марину! Все расскажу!!! Просить буду! Пусть куда-нибудь меня устроит, хоть даже с понижением — мне все равно! Но просто так не уйду!», — твердо решил Роман, стоя уже возле двери в кабинет к бывшему своему руководителю.
Собравшись мыслями, он снял куртку, глубоко вдохнул, открыл дверь и зашел внутрь.
— Николай Петрович, здра…, — приветливо улыбаясь, начал Роман и осекся.
Напротив него за столом в кресле, в котором должен был находиться Николай Петрович, сидел сейчас Кирилл. Роман замер на месте и совершенно сбитый с толку уставился на бывшего сослуживца округлившимися в изумлении глазами.
— Рома? — тоже порядком удивился Кирилл, но увидев замешательство Романа и поняв причину такой его реакции широко и самодовольно улыбнулся. — Проходи. Давно не виделись.
— Давно, — отрешенно произнес Роман, продолжая все так же в растерянности стоять возле двери.
— Да что ты там стоишь-то? Проходи! — не вставая с кресла, повторил приглашение Кирилл.
Роман медленно, будто не вполне отдавая отчета своим действиям, направился к столу. Подойдя, он подал руку Кириллу, который даже не привстал для приветствия, а лишь только слегка приподнял предплечье, как бы милостиво дозволяя протянувшемуся над всем столом Роману пожать себе ладонь.
— Ты теперь здесь что ли? — спросил Роман, окинув глазами стол.
— Как видишь.
— Ну что же — поздравляю, — тихо проговорил Роман, совсем забыв вернуть себе приветливое выражение лица.
ebooksa