Вино с нотками смерти

22
18
20
22
24
26
28
30

— Веслом, — добавил Герман. — Вот, нашел. На нем надо поискать отпечаточки. А кровь особо и не смывали — видна отчетливо. Когда умер, Оль?

— Думаю, не больше пяти-шести часов прошло.

— Получается, посреди бела дня? Зашел, веслом помахал и ушел… — оторвался от протокола Серега. — Никто ни криков не слыхал, ни ссоры…

— Смотри, думаю, тут два варианта. Либо убитый знал убийцу, впустил его и спокойно повернулся к нему спиной. Тот взял весло и нанес несколько ударов. Либо дверь была открыта, убийца вошел и ударил. Но так как тело лежало посреди помещения, убитый не полз, не перемещался, то, значит, убийца подошел к нему близко. — Герман прошелся по эллингу. — Слышите? Тут бесшумно не прокрадешься. Берем за основу вариант первый — убийца и убитый были знакомы… Так, вызываем труповозку, такси к гостинице, здесь все опечатываем. Завтра вернемся допрашивать местных. Кстати, документов при убитом нет. Предстоит еще выяснить, кто это. И, да, в первую очередь надо связаться с хозяином эллинга.

***

Порой казалось — вечность никогда не принесет ему облегчения. В отсутствующей голове крутились обрывки человеческих слов, слышались вздохи и даже машины иногда сигналили откуда-то издалека. Несуществующее тело пыталось присесть, да нечем и не на что. Люди бы не поняли: сядь на песок, как на пляже, и посиди — подумай о бренности бытия. Однако на песок в пустыне сесть было невозможно, обладай ты пятой точкой или не обладай. Дело заключалось в том, что песок обладал зыбучестью… Хотя, он же не мог проверить и сесть, а людей или кого бы то ни было с пятой точкой здесь не наблюдалось. Да, там вдали стерегли выход из пустыни Волк и Львица, обладавшие телами. Так у них был оазис: никакой тебе пустыни, море и, скорее всего, песок, на который вполне можно присесть.

«Бренность» — это смертность, а думать о бренности в пустыне — еще одна нелепица. А вот «бытие» — вещь как раз весьма лепая. Это ведь вечная и бесконечная субстанция, начало и основа существования мира, его сущность, то есть, бытие — это и есть пустыня. Именно поэтому невозможна «бренность бытия». Бренность в принципе является придумкой людской, потому что они верят в смерть. Но даже если смерть есть, то бытие не смертно… Он сам удивился логичности своих размышлений. Не всегда так ладно выходило. Удалось чуть отвлечься и забыть про вечное солнце и про желание выйти к людям. Но потом, как обычно, нахлынуло — нестерпимо захотелось найти портал. Выход официальный охранялся Волком и Львицей. Не смотри, что балдеют в своем оазисе: чуть чего — уши востро, тут же учуют его небренное, бестелесное тело! Еще хуже случается, когда он выходит через портал в мираже, а их за ним в мир людской отправляют. Так бывало раз в сто лет, но ведь бывало же и оттого не легче делается. А потом люди начинают плести свои легенды о говорящих животных, оборотнях, вампирах и прочей, как они выражаются, нечисти…

Впереди что-то начало вырисовываться. Странное. Сущности оставалось одно — продвигаться навстречу неизвестному и надеяться на лучшее. Лучшим в его случае являлся мираж и обнаружение в нем портала. Настоящего портала, не ложного. В ложный сунешься — всю охоту отобьют в ближайшие миллионы условных лет искать выход. Помнится, как-то ломился в шкаф: был точно уверен, что через шкаф пройдет. Нет, насмехались над ним, причем, злобно!

Ага, теперь нечто стало похоже на рыбацкую хижину. Обычно дома побольше в миражах используют, а тут — развалина какая-то старая. Он подошел ближе. Сидит старуха перед разбитым корытом, на Бабу Ягу похожа. Впрочем, неудивительно. Хорошо, избенка нормальная, хоть и старая, — не на курьих ногах. Ох, насмотрелся он!..

— Чего встал, старый! — из воспоминаний его выдернул громкий окрик старухи. — Рыбу принес? С чем на рынок идти? А, старая калоша! — И она замахнулась на него клюкой.

«Та-ак, уже в теле!» — пронеслось в голове. Он огляделся: в руке у него сеть дырявая, на ногах сапоги, штаны старые, латанные-перелатанные в них заправлены… От лицезрения собственной наружности и новоявленного миража его снова отвлек крик:

— Иди обратно к морю! И без улова не возвращайся! Лентяй! Лишь бы на печи лежать! Кота покормить нечем! Ступай, старая развалина! Ни на что не способен! Как подруги удачно замуж повыходили: у одной муж до генерала дослужился, у другой — помещик земского чукотского округа, у третьей — просто олигарх, владелец судов-пароходов… Да что говорить с тобой, дурень! Ступай, лови рыбу, инженер проклятый!

Почему «инженер» он не понял, но пришлось «ступать». Он покрутился на месте, определяясь, куда направиться удить. Мгновенно нарисовался берег моря. Вот и славно. Удить рыбу — не худший вариант. Глядишь, и портал рядышком образуется. Потянув за собой тяжелую сеть, побрел он к морю. Погода стояла ясная — ни облачка. У берега пришлось напрячь мозговые извилины: как забрасывать невод ему было неведомо. Потоптался, покрутил-повертел сеть в руках и начал запихивать ее в воду. Вскоре стал весь мокрый — несмотря на отсутствие волн, вода заливалась в сапоги, замочила рукава рубахи. Драный, тяжелый невод нехотя сползал с песка в море.

— Угу, — пробормотал он. — Теперь еще обратно его тащи. Хорошо бы рыба попалась, а то старуха со свету сживет.

Чтобы вытащить сеть, пришлось войти в воду — иначе никак не получалось. Вдруг в неводе что-то засверкало, аж глазам больно стало. Большая золотая рыбина трепыхалось в сети, не имея никакой возможности выскочить из нее обратно в морские глубины.

— Чего таращишься?! — неожиданно гаркнула она человеческим голосом. — Правил что ли не знаешь?

— Каких правил? — пробормотал он.

— Пушкинских, идиот необразованный, — продолжала верещать рыбина. — Загадывай желание и отпускай меня обратно в море.

— Хочу найти портал в человечий мир, — бодро загадал он.

Рыба громко вздохнула.

— Дурень! Первое желание звучит так: «Хочу новое корыто для старухи». Понял?