Но главная проблема с ножами – даже с такими, что режут железо, как спелые бананы, – в том, что от них мало толку, когда начинается пальба.
Кто-то подвесил над закрытым ларьком старое зеркало для наблюдения за воришками, и, проходя мимо, Райделл попробовал глянуть, не идет ли кто следом, но увидел только толпу.
Он стал беспокоиться: он делал в точности то, чего, вероятно, от него и ждали, – вел их прямиком к тому месту, где собирался ночевать (это если они еще сами не знают). Ну, придет он туда, и что дальше? Окажется, считай, в ловушке, единственный выход из конуры – хлипкая лесенка, бери его голыми руками. Можно, конечно, просто шагать себе вперед, но толку-то что?
Надо бы, подумал он, выкинуть фортель, которого от меня не ждут. Перевернуть, так сказать, столы, ну или как-то еще избавиться от этих типов, кто бы они там ни были. А затем позвонить Лейни и попытать его на их счет.
В Ноксвиллской академии был преподаватель, который любил толковать о нелинейном мышлении. Что, по сути, не очень-то сильно отличалось от того, что Дариус говорил о наркоманах-нелинейщиках, совсем съезжавших крышей возле «Дракона». Вот и Райделлу сейчас требовалось выкинуть нечто радикальное – неожиданный ход конем.
Глянув направо, Райделл заметил, что стена там на самом деле представляет собой огромный холст, натянутый на каркас из бруса и покрытый многолетними напластованиями краски. Фреска не фреска, нет времени вглядываться.
Открывшийся кнопарь оглушительно щелкнул, наверняка они это услышали, так что Райделл на ходу широко махнул керамическим лезвием вниз и вбок, прорезав дыру в виде перевернутой буквы «Г». Пригнувшись, он проскочил в отверстие как во сне, холст затрещал, краска посыпалась. Он очутился в тепле, в ярком свете и в компании незнакомцев, сидящих вокруг стола с картами в руках, около каждого горками навалены перламутровые фишки. Дама – пирсинг на сосках обнаженной груди, окурок сигариллы в уголке рта – встретила взгляд Райделла и сказала сквозь зубы:
– Повышаю.
– Не обращайте на меня внимания, – услышал Райделл свой голос и увидел, как мужчина с лысой татуированной головой, по-прежнему держа в одной руке карты, поднял из-под стола другую руку, в которой был пистолет.
В ту же секунду до Райделла дошло, что он так и держит у всех на виду раскрытый черный кнопарь. Озноб пробежал по его позвоночнику, а ноги автоматически понесли мимо стола, человека с картами и глубокой, бесконечной, огромной черной дыры, окруженной поблескивающим кольцом нержавеющей стали на конце пистолетного дула.
Сквозь толстый занавес из коричневого велюра с запахом старинных кинотеатров, и дальше, по-прежнему невредимый. Щелкнув на ходу кнопкой, закрыл нож, также на автопилоте. Убрал в карман. Перед ним грубо сколоченная лесенка. По ней наверх, и как можно скорее.
Вылез наружу через квадратный проем в деревянном настиле из горбыля, увидел узкий проход между стенами, выпиленными из облупившихся рекламных щитов, огромный женский глаз на обрывке заляпанной выцветшей афиши, будто устремленный в бесконечную даль.
Стоп. Отдышись. Сердце как молот. Слушай.
Хохот. Картежники?
Он двинулся вперед по проходу с нарастающим чувством удовлетворения – он сделал гадов. Сбросил с хвоста. Куда бы его ни занесло на верхотуре, он сможет отсюда выбраться, спустится на главный ярус, а там уже разберется как и что. Но у него по-прежнему был проектор, и он сбросил ублюдков с хвоста, и задницу не отстрелили за то, что влез в чей-то покерный расклад.
– Нелинейное мышление! – произнес он вслух, поздравляя себя с успехом, и в конце прохода повернул за угол.
Ребро его хрустнуло от удара штангиста, и Райделл понял, что черная перчатка, вроде тех, с которыми он упражнялся в Ноксвилле, начинена свинцом.
Он отлетел к противоположной стенке и стукнулся головой, а когда попытался выпрямиться, вся левая половина тела отказалась двигаться.
Штангист высоко вскинул черную перчатку, чтобы нокаутировать Райделла прямым в лицо. И ухмыльнулся.
Райделл попытался тряхнуть головой.