– Именно на тот случай, если кто-нибудь решит посмотреть, где умерли эти двое, о которых всем лучше забыть, и будет стоять там в раздумье. Посмотрите на него. Он в раздумье.
– Он выглядит несчастным.
– Он пытается вообразить вас.
– Это вы воображаете, что он воображает.
– Тот факт, что он вообще сумел найти это место, свидетельствует о знаниях и мотиве. Он знает, что там погибли два человека.
Среди моделей на столе Харвуда стоит одна, блестящая, красно-белая, украшенная работающими миниатюрными видеомониторами на фирменной стойке. Крохотные картинки движутся и меняются в жидких кристаллах.
– Не вы ли владелец компании, построившей это? – Он тычет в модель пальцем.
В глазах за стеклами очков отражается удивление, потом интерес.
– Нет. Мы их консультируем. Наш профиль – связи с общественностью. Мы всего лишь, как я помню, обрисовали им возможные последствия. А также консультировали городские власти.
– Получилось ужасно.
– Согласен, – говорит Харвуд, – если смотреть на это с точки зрения эстетики. О том же беспокоился и муниципалитет. Но наши исследования показали, что установка модуля около моста поможет развитию пешего туризма, а это – решающий аспект нормализации.
– Нормализации?
– Запускается процесс возвращения местного сообщества на привычные, так сказать, рельсы. Но вопрос это тонкий. Дело здесь в первую очередь в имидже, то есть как раз по нашей части. – Харвуд улыбается. – Во многих крупных городах есть подобные автономные зоны, и то, как данный город сумеет справиться с ситуацией, радикально влияет на его имидж. Например, Копенгаген был одним из первых – и добился прекрасных результатов[123]. С другой стороны, Атланта – классический пример того, как делать нельзя[124]. – Харвуд подмигивает. – Вот что у нас теперь вместо прежней богемы, – говорит он.
– Вместо чего?
– Богема. Альтернативные субкультуры. Жизненно важная прослойка индустриальной цивилизации прошлого и позапрошлого веков. Нужно ведь было индустриальной цивилизации где-то грезить? Что-то вроде бессознательного полигона для разработки альтернативных социальных стратегий. Каждая субкультура имела собственный стиль одежды, характерные формы художественного самовыражения, излюбленные наркотические вещества, а также сексуальные пристрастия, не совпадавшие с ценностями культуры в целом. Часто у них были «тусовки», место, с которым они себя ассоциировали. Но теперь они вымерли.
– Вымерли?
– Мы начали срезать их, прежде чем созреют. С нынешним развитием маркетинга и более агрессивными рыночными механизмами не успевает пройти критически важная стадия роста. Для созревания аутентичным субкультурам нужны глухомань и время, а какая теперь глухомань? Они потеряли смысл вместе с географией в целом. Автономные зоны обеспечивают некоторую изоляцию от мировой монокультуры, но затем с трудом поддаются рыночной ассимиляции, в отличие от прежних субкультур. Почему это так, мы пока не знаем.
Маленькие картинки смещаются, мигая.
– Не стоило это ставить туда.
В глазах Харвуда изумление.