Святой Франциск Ассизский

И в Церкви произошло то, что позднее произошло в военной тактике: войско подвижное, четко разделенное, легкое, предпочли бенедиктинскому тяжелому войску.

Из-за святости основателя, из-за гибкой мудрости законов, из-за постоянного сопутствия благодати, которая не уходила из Церкви, и присутствовала всегда и в институциях ее, и в созданиях Божьих, и в духовных дарах, бенедиктинцы могли бы стать в авангарде новой пехоты, что и бывало в некоторых местах. Но в Италии так не случилось, потому что многие аббатства утратили дух святого Бенедикта. Многие аббаты были уже не монахами, но мирскими властителями, захватившими этот титул, чтобы получать от него доходы.

Более всего духовенство нуждалось в возвращении к евангельскому духу. Слово «клирик» было синонимом образованности, но в учености многих клириков не было ничего от христианства. Латинская элегия, написанная в конце XII века, и посвященная переменчивости судьбы и утешению философией, служит образцом средневекового мышления. Автор ее, Генрих да Сеттимелло, приходской священник из Каленцано, что возле Прато противится жестокому и, возможно, несправедливому унижению, которое он претерпел от флорентийского епископа. Чтобы освободиться от страдания, которое тревожит его днем и ночью, он изыскивает наиболее тонкие аргументы в философии стоицизма, но он, священник, даже отдаленно не размышляет о философии Распятия. Гуманист прежде, чем словесник, он чувствует литературу больше, чем веру, любит классическое больше, чем Бога. Лучшие представители духовенства отдалялись от народа, если они удалялись от мыслей о Христе. Необходима была реформа, возврат к Евангелию и в жизни, и в проповеди тех, кто посвятил себя Богу.

АНТИХРИСТ

При виде стольких войн, разрушений, гонений, дурных нравов и печального конца Крестовых походов многим приходила на ум мысль о близком конце света, о том, что со дня на день должен родиться Антихрист, бес в человеческом обличьи, который будет обманывать людей ложными чудесами и обещаниями, дабы увлечь их к погибели перед Страшным судом. В первые годы XIII века один старый воин, раскаиваясь в том, что слишком много участвовал в битвах между людьми, написал небольшую поэму, в которой рассказал о приходе Антихриста и о конце света как о событиях неизбежных и близких.

Антихрист, говорится в одном из первых памятников нашей литературы, — родится и вырастет в Вифсаиде и до тридцати лет проживет в безвестности, а потом сотворит неслыханные чудеса, которые убедят людей в том, что Господь наш Иисус вернулся на Землю, хотя все эти чудеса будут кознями дьявола: морские волны выйдут из берегов, реки побегут вспять, с неба пойдет огненный дождь, мертвые воскреснут, а живые в ужасе возопят: «О, Боже, создавший нас, смилуйся над нами! Помоги нам, ибо мы погибаем!»

Тогда папа соберет на Вселенский Собор вельмож со всего света, — французского императора, итальянского короля, епископов и аббатов, герцогов, маркизов и графов из всех земель, Антихрист же пришлет на это собрание своего посланника, по имени Нерон, который прибудет со злыми чародеями (точное их число — шесть тысяч триста человек) и разобьет лагерь, конца которому не видно, с палатками, шатрами, покрытыми шелком. Зазвучат трубы, и посланник Антихриста, войдя в собрание, скажет:

«Слушайте, добрые люди, слушайте и внемлите! Пришло время, когда Антихрист должен управлять землей. Он ниспошлет вам здоровье, мир и веселие, тысячи ливров золота и множество других даров, если вы уничтожите церкви, алтари, проповедников, рассеете их по свету, дабы никто не осенил себя крестным знамением и не преклонился перед крестом, и никогда больше не служили мессу».

Слова его устрашат людей, они поймут, что попали в засаду, и святой папа благословит начало войны с Антихристом, доверив ее королю Италии: «Вперед, бароны, поднимайте знамя, с благословением бросайтесь в битву, сносите головы злым чародеям!»

А король Италии скажет: «Господа мои, ради всемогущего Бога, послушайте! Смешались века, и время пришло к концу! Близок конец света! Храбро бейтесь до последнего сражения. Пусть ваши острые мечи нанесут побольше ударов и навсегда прославят вас!»

Христианское войско перенесет войну за море, на Святую Землю, где в то время будет править Антихрист, и король Италии поведет одиннадцать тысяч рыцарей и знаменосцев с развевающимися стягами и стотридцатитысячную армию солдат с литанией на устах. Но оружие бессильно против чар. С неба упадет звезда и пройдет сквозь землю, из пещер выйдут ужасные драконы, разрывающие людей на части, так что бедный король Италии, несмотря на ободрения папы, уверится в том, что он рожден под дурной звездой, сдастся и предстанет при дворе Антихриста с криком: «Теперь я отказываюсь от царства, ты — король римлян!» Антихрист ответит: «Прекрасный сир, король Италии, ты могущественен и сердце мира у тебя в руках, ибо ты правишь великим Римом. Напрасно ты обвиняешь меня, ибо не знаешь обо мне правды. Я воскрешаю мертвых, исцеляю немощных, помогаю бедным, одеваю нагих, и тому, кто преклонится передо мною, дам золота, серебра и шелков. А кто не захочет, у того голова слетит с плеч. Но тебе, сир, я не скажу ничего дурного. Я дозволю тебе делать то, что ты захочешь».

Лживая доброта Антихриста приведет короля в отчаяние, и он, помолившись над Гробом Господним, отречется от королевства, возвратит знамя папе, поцелует землю, осенит себя крестным знамением и возопит так громко, что кровь брызнет из его глаз: «Господи, помоги нам, ведь мы рабы Твои. Если Ты не поможешь нам, мы погибнем!»

Тогда Господь пошлет в Иерусалим двух ветхозаветных пророков — Еноха и Илию, которые будут яростно бороться против антихристовых учений, но кончится это тем, что они умрут мученической смертью. Возгордившись, Антихрист пожелает волшебством вознестись на небо, но Бог, разгневавшись, пошлет Михаила Архангела, и тот сразит Антихриста, и сто тысяч дьяволов перенесут в преисподнюю его сожженное тело и проклятую душу.

Тогда воскреснут Енох и Илия, а через сорок дней мира (за это время добрые люди успеют очиститься от скверны) вправду придет конец света и Страшный суд.

Автор этой поэмы, Угуччоне да Лоди, человек военный, но было в нем тонкое религиозное и, можно сказать, скороспелое национальное чувство, раз он предоставил королю Италии вести последнюю битву против зла — ведь в те времена никто не мог так думать. В своем фантастическом видении он отразил не только воспоминания молодости и размышления старости, но реальность войны, и религиозный ужас своей эпохи. Понятно, что в это время вера, омраченная кошмаром Антихриста, не могла быть безоблачной.

DE PROFUNDIS[5]

Чем выше поднимаешься, тем яснее видишь. Одним из тех, чьи понятия о разуме и долге были высоки, и кто сумел с этой высоты разглядеть всю глубину пороков своего времени, был Лотарио, из графского рода Сеньи, впоследствии ставший выдающимся папой Иннокентием III. Родился он в замке Гавиньано, в округе Сеньи, в 1160 году; в Болонье изучал юриспруденцию, в Париже — теологию; в тридцать лет стал кардиналом, и затем на семь лет добровольно уединился в своем замке в Ананьи, вплоть до того времени, когда после смерти Целестина III его избрали папой. Судьба оказала ему величайшую честь, одарив его необычайными дарами — тонким умом, благородством и богатством; но Иннокентий III страдал так, как немногие способны страдать, — он понимал человеческие бедствия и знал, как печально его время.

И действительно было о чем горевать. Он видел, что и во всей Италии, и в землях, зависимых от Рима, кипит борьба между знатью и народом, между феодалами и коммунами; как растет германское влияние во многих странах, которые после победы первой Ломбардской лиги должны были бы свободно самоуправляться; видел, что на права его питомца, Фридриха II, посягает Оттон Брунсвикский, а в южной Италии — Марковальдо, немецкий принц жесточайшего нрава, разграбивший, сжегший и разрушивший Молизе и Санино, вербуя к себе на службу сарацинов, то есть соединяя варварское тевтонское войско с мусульманским. За пределами Италии он видел насилие и деспотизм Филиппа Августа во Франции, Иоанна Безземельного — в Англии; видел Прованс, потрясенный ересью альбигойцев и Святую Землю под властью магометан, несмотря на Крестовые походы, которые уже не достигали своей истинной цели. Перед его глазами были села Европы и Италии, села, окружавшие Рим, разоренные войной и дороговизной; обедневшая знать, докатившаяся до нищеты, и бедняки от рождения обреченные на голод, и больные, брошенные на дорогах, и новорожденные младенцы, утопленные в Тибре, откуда их вылавливали лодочники.

Хотя он и заботился, как мог, о страждующих, раздавая пособия бедным, построив прекрасную, до сих пор сохранившуюся больницу Святого Духа, оказывая помощь и покровительство подкидышам, все же папа страдал от непомерной ноши бед человеческих и едва не дошел до отвращения к жизни. Это он выразил в сочинении, названном «О презрении к миру», которое написал в Ананьи, еще до того, как стал папой.

Никто до него не описывал жизнь человеческую в таких темных тонах. Иннокентий III рассказывает о немощах плоти и крови с рождения и до смерти, с безжалостной откровенностью описывает болезни, хрупкую и мимолетную юность; он повествует о боли, которая поражает любой возраст и любое сословие, старых и молодых, бедных и богатых, слуг и господ, женатых и одиноких, мудрых и невежественных, добрых и злых; с иронией рассуждает о тщетном труде людей, чье существование длится один день, как детская забава; исследует наши грехи — гордыню, гнев, алчность, похоть, любовь к успеху и превосходству, любовь к изысканности и роскоши; наконец погружается в размышления о смерти. Ведь все эти желания, страдания, страсти, плен собственных чувств нужны лишь для того, чтобы в конце концов тело оказалось в могиле, превратилось в червей и прах, а душа устремилась в вечность, которая может оказаться ужасной, когда в ней нет благодати. С тех пор, как человек совершил первородный грех, с природой его произошло нечто противоестественное; так и кажется, что он — перевернутое дерево: волосы — корни, голова и шея — начало ствола, живот и грудь — продолжение, руки и ноги — ветки, пальцы — листва. И вот как кончается жизнь этих перевернутых растений! Размышлениями о смерти, аде и рае завершается эта достопамятная книга, вобравшая в себя самое трагическое, что было в средневековом мышлении.