– Из фарфора.
– О, – коротко сказала дама, и на ее лице впервые мелькнула тень неуверенности.
– Я выйду за мистера Рейнфорда, – твердо добавила мисс Олдброк, и дознаватель едва сдержался, чтобы не зааплодировать. – Он спас нам жизнь, он рисковал собой и своей карьерой, и после этого вы еще смеете говорить, что он вам не нравится? Да, он обычный инспектор, и не так богат, как ваш Грэг, но я люблю его!
Старуха молчала, опустив глаза. Потом вздохнула.
– Ладно, – нехотя произнесла она. – Если уж ты так хочешь… Но может, его еще посадят…
Девушка возмущенно ахнула от такого предположения и явной надежды, прозвучавшей в голосе дамы, и даже мистеру Керриджу стало неловко. Вот же злобная ведьма!
– Ну, мне, в принципе, все более-менее ясно, – сказал он, поднимаясь. – Не буду вас утомлять. Все же настоятельно рекомендую вам обратиться к доктору и…
– А я рекомендую вам отказаться от копченой рыбы и пива, – процедила миссис Олдброк. – У вас и так проблемы с печенью, судя по цвету лица.
– Всего доброго, – сказал он и, повернувшись к внучке, с мстительным удовольствием добавил: – Мисс Олдброк, желаю счастья с вашим избранником.
– Благодарю, – улыбнулась девушка, еще раскрасневшаяся после ссоры со вздорной старухой.
Уже у ворот поместья дознаватель подумал о некоторой странности, промелькнувшей в разговоре. Сначала мисс сказала, что ее отца убил зверь. А потом выяснилось, что в его смерти виновен преподобный. Мистер Керридж в нерешительности обернулся к старому дому и наткнулся на мрачного слугу, один глаз которого полностью заплыл.
Конюшня сгорела в недавнем пожаре и еще слегка дымилась, сад, некогда наверняка бывший прекрасным, походил на поле боя, и бордовые лепестки роз усыпали взрытый дерн пятнами цвета подсохшей крови.
– Наверное, после такого ваша хозяйка предпочтет куда-нибудь уехать, – предположил мистер Керридж.
– Никуда она отсюда не денется, – ответил слуга.
Пожав плечами, дознаватель поднялся на ступеньку служебного кеба и приказал ехать в церковь.
Чарльз Блювенгейз любил свою дочь. Когда он впервые взял ее на руки, такую крохотную, розовую, сморщенную, с прилипшими ко лбу светлыми волосенками, то испытал несвойственную ему нежность и еще более непривычный страх. Девочка росла болезненной, капризной, но он умудрялся даже в ее истериках найти повод для умиления: кровь не водица, характер у Бетти от отца! Если ей что-то надо – пойдет на все.
Элисон не испытывала особой привязанности к дочери. Роды были тяжелыми, и миссис Блювенгейз отправилась поправлять здоровье на юг. Младенца решено было оставить с няньками. Когда же мать вернулась, то куда больший энтузиазм проявила к обновлению гардероба, чем к собственному дитя.
Впрочем, Чарльз любил эту сдержанную отстраненность в Элисон. Он звал ее Снежной королевой, и ему нравилось добиваться ее благосклонности, раз за разом, каждый день и особенно по ночам.
Однако сегодня стало очевидным, что как родители они с Элисон провалились.
Миссис Фертинг, экономка, прислала письмо, получив которое он немедленно покинул Лондон.