Собрание сочинений. Том 2. Письма ко всем. Обращения к народу 1905-1908,

22
18
20
22
24
26
28
30

Теперь наступает время, когда, удаляясь для единоборства с тёмными силами зла в пещеру, отшельник уже обращён лицом от прошлого к будущему. И там, в этом будущем, прозревает великие мировые события, предсказанные Христом, отдалённый гул которых уже слышит чуткое человеческое ухо. Прозревает с ужасом и скорбью мерзость и запустение на святом месте, кровавое столкновение народов, безумие людей зла, пирующих во время чумы, и за всеми этими знамениями почти эмпирическим зрением видит страшный образ того, кто будет до ужаса подобен Христу, до ужаса Ему противоположен. Образ последнего самоутверждения Зла – в образе Антихриста.

Отшельник новой эпохи, уходя в пустыню, уже с полной религиозной ясностью должен ощущать, что он идёт не в пустыню, а через пустыню. Что он идёт в мир, ибо за скорбью тёмных предчувствий уже с новою силой загорается в нём огонь ревности о Грядущем со славою734. С радостью чувствует душа первые лучи новой религиозной жизни, почти осязательно начавшегося преображения. Ещё немного, ещё одно усилие добра – и раздвинутся своды небесные, мир содрогнётся, как умирающий больной, и разом засияет новое небо над новой, прекрасной, нетленной вечной землёй735.

Религия и жизнь

От веры, от учения ГосподняВы отделили жизнь,И в ней никто христианиномБыть уж не берётся.Г. Ибсен «Бранд»

Религия и жизнь – два начала, которые по самой природе своей стихийно стремятся одно к другому: религия без жизни – мёртвая религия; жизнь без религии – мёртвая жизнь. Подлинная правда Христова только там, где религия и жизнь соединяются вместе.

Зло мира всегда с величайшим напряжением стремилось разорвать связь этих двух великих начал, положить между ними бездонную пропасть, разжечь непримиримую вражду. Ибо религия и жизнь, слившиеся друг с другом, непобедимы для зла. Для того чтобы победить жизнь, необходимо оторвать от неё религию. Для того чтобы победить религию, необходимо оторвать от неё жизнь.

Вот почему история мира, в конце концов, есть история слияния религии и жизни, или, точнее, стремления к этому слиянию. То близко-близко подходя своею жизнью к религии, то безнадёжно от неё отрываясь, человечество изведало все ужасы разрыва религии и жизни. В эпохи великих религиозных движений религия и жизнь со стихийною силой стремились друг к другу, в эпохи упадка снова разверзалась пропасть, и снова задыхалось человечество без религии, а религия гасла, не питаемая жизнью, как огонь без воздуха.

Ни в ком так цельно, так абсолютно не соединялась религия и жизнь, как в личности Богочеловека. Христос был живым свидетельством против злых сил, разрывавших религию и жизнь. Зло для торжества своего должно было разделить религию и жизнь в самом Иисусе Христе, а это значило разделить в Нём естество Божеское и человеческое. И действительно, религиозное сознание первых веков христианства искушается страшными искушениями, которые достигают своего высшего напряжения в ересях Ария, Евтихия, Нестория и др. Но борьба против истины, лицом к лицу, оказалась для зла не под силу. Слишком сильна была религиозная жизнь, чтобы можно было извратить религиозное сознание даже такими соблазнительными своей «очевидностью» истинами, как арианство со всеми его разновидностями.

В эпоху первых веков христианства религиозная жизнь горела ярким пророческим пламенем; в эпоху, когда учение Христа выливалось в форму догматов, она горела ровным ярким светом. Вот почему у Церкви хватило сил сказать своё «неслиянно и неизменно, нераздельно и неразлучно»736 и таким образом отбросить врага, который хотел отравить самый источник стихийного стремления религии и жизни к воссоединению, который хотел одним ударом рассечь их навсегда.

Истина восторжествовала: ереси в области догматической были отвергнуты. Но зло не было уничтожено. Оно ушло глубоко, под самые корни религиозной жизни, и там принялось за свою страшную работу, медленную, незаметную, но упорную и разрушительную. Оно не смогло победить человеческое сознание – и стало отравлять человеческую волю. Оно не смогло разделить два естества в Христе догматически – и стало раздирать безжалостно и безбожно Того же Христа в жизни.

Ереси Евтихия и Нестория были побеждены, но не убиты. Долгие века подпочвенной работы сделали её могущественнее, чем когда бы то ни было. И наконец, в наше время она открыто и властно заявила о себе.

«Торжествующая ересь» наших дней уже не говорит, что в Христе два отдельных естества: Божеское и человеческое, – она говорит то же, но другими и ещё более страшными словами: религия – христианство, Евангелие – не могут теперь же осуществляться в жизни, это лишь идеал. Религия и жизнь несовместимы. Попытки совместить их – «максимализм», «гордость», «брандовщина». Жизнь – тварь, она не может слиться с религией – Христом!737

«Торжествующая ересь» уже не пытается бороться с догматами. К чему? Когда догматы и так стали безжизненными словами и когда уже побеждена самая жизнь. Представители «торжествующей ереси» не стремятся разделить в Христе двух естеств потому, что они «от веры, от учения Господня отделили жизнь и в ней никто христианином быть уж не берётся».

Наша задача – задача всей жизни – бороться с этой страшной торжествующей ересью. Мы сознаём, что борьба эта прежде всего должна быть индивидуальной, личной, у каждого в его душе. Религия и жизнь, Бог и человек должны слиться прежде всего в душе каждого из нас. В этой индивидуальной задаче у каждого свой индивидуальный путь. Одному необходимо идти в пустыню и там в уединении, в самоотречении, в созерцании – воскрешать в душе своей мечом страшной ереси рассечённого Христа; другому надо идти в мир, в самую гущу отравленной жизни. Одному монастырь, другому торжище.

Мы знаем, мы чувствуем всю сложность, всю бездонную глубину той пропасти, которую должен преодолеть каждый человек, всю тяжесть вины каждого и перед собой, и перед другими, – но всё же по мере сил своих будем служить делу Христову.

И деятельность Синода, поскольку она разрывает религию и жизнь; и современные архипастыри, вместо исполнения заповеди Христа быть всем слугою, не брать ни серебра, ни лишних одежд превратившиеся в светских «владык» на четвёрке лошадей; и священники, ставшие из «пастырей» чиновниками для ведения церковных книг и отправления по закону обязательных таинств; и миряне, вместо «членов Церкви» оказавшиеся в роли равнодушных наблюдателей и судей, – всё встретит в нас самое беспощадное обличение738.

«Религия и жизнь» не может заменить собой проповеди в настоящем смысле этого слова. Никто из нас не чувствует права на эту проповедь.

Как литературное предприятие – оно имеет свои скромные цели. По мере сил своих, всюду, под какими бы покровами ни скрывалась торжествующая ересь, – вскрывать её настоящую природу; поскольку пережито и передумано нами самими – разрабатывать вопросы христианской общественности, т. е. вопросы, связанные с той областью, в которой глубже всего разделена религия и жизнь.

Мы будем стараться говорить только в меру своего действительного понимания, веры и чувства, мы не постыдимся прямо и открыто сказать, как мало ещё знаем сами. Но что знаем, что пережили, всеми силами своей души хотели бы передать и другим.

Пусть мы не имеем «власти» истинного проповедника, пусть сами мы далеко ещё не выбились из-под гнёта торжествующей ереси, пусть – тем с большим негодованием мы будем обличать её.

Жизнь, оторванная от религии, превращается в хаос, в ней нет даже того единства и правды, которая была в язычестве. Религия без жизни становится ханжеством, лицемерием, кощунством – и не имеет даже той красоты и силы, которая была в язычестве.