Собрание сочинений. Том 2. Письма ко всем. Обращения к народу 1905-1908,

22
18
20
22
24
26
28
30

Печатается по: ГАРФ. Ф. 63, оп. 25, д. 30, т. 4 (3), л. 238. Над текстом стоял крест; подпись: Христианское брат. борьбы.

24 сентября 1905 пристав 1 уч. Пятницкой ч. препроводил в Московское охранное отделение экземпляр прокламации, из числа брошенных во время сходки рабочих завода Товарищества Добровых в механических мастерских (Там же. Л. 239).

91 Всероссийская забастовка началась 19 сентября 1905.

92 Прошёл век: пункты требований те же…

93 Пусть после этих слов раскаются называвшие ХББ «экстремистской организацией».

Христианское братство борьбы и его программа

М., 1906. РОБ. Серия 1 (для интеллигенции). № 2. Тип. А. П. Поплавского. 30 с. Ц. 10 коп. 10 000 экз.

«Доклад вызвал оживлённые прения по наиболее жгучим вопросам <…> об отделении церкви от государства, христианской общественности и политики, о церковных воззрениях и т. п. В прениях приняли участие видные представители московского духовенства: проф. протоиерей [Н. И.] Боголюбский, свящ. П. П. Поспелов и др.» (О. М. По России. Москва // Народ. 1906. № 1. 2 апреля).

В «Книжной летописи» брошюра не значится. Машинописный текст с исправлениями и дописками был подан в Московский цензурный комитет 28 января 1906 и запрещён им 25 февраля. Тем не менее, издание состоялось: Александр Петрович Поплавский и раньше изготавливал подложные обозначения дозволений (причём именно цензора Ростова н/Д и, как правило, от августа 1905).[69] ГУДП 4 ноября предложило МКДП рассмотреть брошюру и поступить в дальнейшем согласно требованию закона: «Принимая во внимание, что по сообщению Ростовского-на-Дону инспектора по делам печати, сведений о её разрешении в делах означенной инспекции не имеется и что цензурное дозволение, если бы оно и было дано, не может уменьшить преступности названного произведения». 15 ноября МКДП «усмотрел в нём признаки преступного деяния, предусмотренного ст. 103 и 129 УУ, и постановил возбудить против виновных лиц судебное преследование по указанным статьям, а на брошюру <…> наложить арест», о чём и уведомил московского градоначальника, прося «изъять из обращения находящиеся ещё в книготорговле гор. Москва экземпляры и сообщить сведения об авторе». На следующий день МКДП обратился с соответствующим отношением к прокурору МСП (12 декабря тот утвердил арест), а через два дня отчитался о проделанной работе перед ГУДП, «при этом присовокупляя, что <…> факт действительного разрешения означенной брошюры Ростовскою-на-Дону цензурою подтверждается хранящимися в типографии Поплавского, во-первых, оригиналом названной брошюры с постановленною на нём дозволительной цензорской надписью и, во-вторых, выданным тою же цензурою на выпуск этой брошюры в свет позволительным билетом». Тогда же Поплавский сообщил, что брошюра была выпущена 17 сентября 1905, но «кто такой Свенцицкий, как его подробное звание и где таковой проживает, ему неизвестно, т. к. он более заказчиком не состоит», а брошюра по месту жительства не доставлялась и была получена им в типографии.

По представлению прокурора МОС 29 ноября судебный следователь 3-го уч. Москвы приступил к производству предварительного следствия. 31 декабря на повторном допросе Поплавский «припомнил, что Свенцицкий приходил в сопровождении священника». 6 февраля 1907 следователь отправил запрос об МРФО в канцелярию московского градоначальника, а та после долгого молчания (5 июня прокурор просил её поторопиться) ответила, что устав общества был зарегистрирован только 6 августа 1906. Это давало право предъявить обвинение и в участии в незаконном собрании. 15 февраля выяснилось, что в делах Ростовской цензуры за 1905 нет сведений о разрешении брошюры и выдаче на неё выпускного билета. Безуспешные поиски и не думавшего прятаться «преступника» длились до осени, пока 22 сентября канцелярия ИМУ не удостоверила, что он числится студентом, а 13 октября член Совета МРФО и участник ХББ Д. Д. Галанин на допросе не указал место проживания Свенцицкого. 22 октября подтвердилось, что таковой живёт один в кв. № 1 дома Шер, снимаемой на имя Правления МРФО.

1 ноября 1907 на допросе Свенцицкий (студент ИМУ, секретарь МРФО, 26 лет, православный) поначалу отрицал своё авторство, сославшись на случайное совпадение имени и фамилии, стараясь прежде всего скрыть существование в 1905 МРФО, тогда ещё официально не разрешённого. А затем перестал отпираться и записал в протоколе, что действительно составил брошюру и читал её на собрании Общества, но издателем не был, а назвать такового не находит возможным. Виновным себя не признал, пояснив, что брошюра не составляет чего-либо измышленного, а является сводкою бывших у него на руках материалов, печатавшихся в то время в разных изданиях. Особо оговорился, что МРФО тогда только возникло, и чтение происходило на частной квартире в небольшом кругу (назвать присутствовавших отказался). В итоге был привлечён в качестве обвиняемого по 1 и 2 пп. 129 ст. УУ и отпущен под залог 50 руб.; в тот же день уволен из ИМУ под предлогом невзноса платы за осенний семестр.

22 ноября на очных ставках конторщик типографии Я. Н. Суворов и Поплавский заявили, что он им совершенно неизвестен (издателем брошюры последний его также не признал). 16 января 1908 допрошенный в Ростове бывший ответственный цензор коллежский советник Н. Г. Мордар свидетельствовал, что брошюра действительно была им просмотрена и разрешена, равно как и наложены казённая печать и подпись, а соответствующая запись не сделана по ошибке.

25 января следственное производство было предъявлено Свенцицкому, снова не признавшему себя виновным и теперь ссылавшемуся на цензурное разрешение, а дело направлено товарищу прокурора 5-го уч. Москвы. Только 25 июля оно поступило к товарищу прокурора 11-го уч. МОС (где бумаги шатались полгода, материалы следствия умалчивают), а 5 сентября было представлено прокурору МСП с проектом обвинительного акта. 25 октября он предложил дело на рассмотрение МСП, 4 ноября постановлено дать ему дальнейший ход. На следующий день Свенцицкому отправили копию обвинительного акта, но оказалось, что с августа он проживает не в д. Котельникова по Софийской наб., а в д. 4 (Белова) на Остоженке. Допрошенный 28 ноября тамошний дворник заявил, что Свенцицкий уехал в Петербург, а вещи его перевезены на Зубовский бульвар (дом неизвестен). Санкт-Петербургское Охранное отделение в ответ на запрос сообщило, что таковой выбыл в Москву ещё 21 июля.

16 января 1909 помощник начальника Московского охранного отделения подполковник И. И. Пастрюлин просил всех городских приставов сообщить, где проживает беглец, но на жительстве в Москве таковой не значился. 2 марта МСП поручила полиции разыскать Свенцицкого и собрать сведения о его приметах; 5 марта решено было дознать о них от его брата, жившего в Ряжске, Рязанская губ. (изумительно: не проще ли было опросить следователей?). 10 марта нотариус Борис Павлович Свенцицкий показал: «Брат мой имеет от роду 28 лет, роста среднего, брюнет, глаза зеленовато-синие, особых примет никаких». Вряд ли это помогло в розыске… В тот же день Казанская управа сообщила, что видов на жительство пропавшему не выдавала; о том же 18 марта свидетельствовала Санкт-Петербургская сыскная полиция, но за появлением его в столице установила наблюдение; не оказалось подсудимого ни в Ряжске и его уездах, ни в Москве. Тогда МСП 18 апреля сделала определение о розыске через публикацию в ведомостях. Заметки появились в газетах «Московские губернские ведомости» (1909. 21 апреля. № 37), «Санкт-Петербургские ведомости» (Прибавления. 1909. № 96–98), «Сенатские объявления» (1909. 18 мая. № 40. Д. II, разд. XIV, ст. 10668).

22 января 1910, по истечении установленного законом 6-месячного срока после публикаций, МСП по Уголовному департаменту, в распорядительном заседании, происходившем под председательством А. А. Циммермана, в составе В. И. Грекова и Т. Д. Руднева, при товарище прокурора Н. Я. Чемадурове и секретаре Н. А. Терновском, определила: «суждение об обвиняемом отложить впредь до явки его или задержания, а с имуществом его поступить по правилам, предписанным в отношении безвестно отсутствующих».

13 октября МСП объединила три дела (в т. ч. о брошюре «Правда о земле» и газете «Ходите в свете»), а 2 декабря признала преступным издание «ХББ и его программа» и приговорила уничтожить хранящиеся в доме градоначальника 1572 конфискованные экземпляра (решено обратить к исполнению 4 февраля 1911). 1 марта 1913 уголовное преследование было прекращено за силою Именного Высочайшего указа Правительственному сенату от 21.02.1913 об амнистии политическим преступникам по случаю 300-летия царствующего дома Романовых.

Хронология событий восстановлена по архивным материалам: ЦИАМ. Ф. 16, оп. 97, д. 53; Ф. 31, оп. 3, д. 628; Ф. 31, оп. 2, д. 845; Ф. 131, оп. 73, д. 142–144; Ф. 142, оп. 17, д. 2021; Ф. 418, оп. 317, д. 999; ГАРФ. Ф. 63, оп. 27, д. 59, л. 74; Ф. 63, оп. 29, д. 59, лл. 24, 30; Ф. 102. ДП-VII (1913), д. 7, л. 233.

Первый же отзыв в России оказался самым замечательным – в статье «Христианское братство борьбы» В. А. Анзимиров выявил смысл его образования и обозначил все последующие возражения (Биржевые ведомости. 1905. 4 апреля. № 8756): «Братство отнюдь не имеет целей лукавых, прикрываясь елейностью и церковностью, захватывать власть и влияние. <…> Для таких подозрений нет ни малейших оснований. Возникло оно из глубокой и неутолённой потребности верующих – “раскрыть правду о земле“.[70] Веря в жизнь и её божеское назначение, оно стремится осуществить великие заветы Христа, переустраивая во имя их всю жизнь. “Царство Божие, заключённое внутри нас”, они желают видеть деятельным. Царство небесное с небес свести на землю и сделать общим достоянием. В. С. Соловьёв – этот чистый, как кристалл, искатель духа – подписался бы под задачами Братства. Не ограничиваясь «хорошими словами» и нравоучениями, Братство хочет пытаться от слов перейти к делу. Великий инквизитор Достоевского, конечно, осудил бы эту попытку – подчинить “грязную и низкую природу людей” великим и непреложным законам Бога.[71] До сих пор люди, как справедливо указывал не раз Л. Н. Толстой, приспособляли законы божеские к своим низменным вкусам и жизни, исповедуя веру лишь формально. Так делали отдельные люди и целые государства, ставя выдуманные людьми законы, свои привычки и цели – выше законов Христа-Бога, подчиняя церковь преходящим влияниям политики и интересам государства. Так было. Но так не должно быть в будущем для людей, исповедующих Бога всем существом своим. Л. Н. Толстой поэтому и не верит, что изменение политического строя или форм жизни даст людям счастье, что считает первой и главной задачей – внутренне самоусовершенствование, борьбу с самим собой. И пока победы духа над плотью не одержано каждым человеком в отдельности, не может быть основано (по его мнению) и общественной жизни, дающей истинное счастье в духе Христа. Братство полагает, наоборот, что разделять задачу не следует: личное усовершенствование должно идти рука об руку с общественным. Борьбу за справедливость и правду, за всех «униженных, обиженных, страждущих и обремененных» – они ставят своей практической задачей. И не только в виде личной и случайной помощи “меньшей братии”, но как постоянную цель государства. В теперешних борцах за политические и общественные идеалы Братство видит исполнителей заветов Христа, проявляющих деятельную любовь к людям. Тогда как многие признанные слуги церкви и хранители веры исполняют законы Христа лишь внешне, оставаясь во всех своих привычках, взглядах и образе жизни язычниками. У русского интеллигента, в силу особых исторических условий (как полагает Братство), всегда была глубокая потребность своё «религиозное делание» выразить в деятельности общественной. Поэтому деятельность общественная у нас всегда была проникнута этическим элементом, идеей самопожертвования, любовью к ближнему. Братство призывает к совместной “Господней работе” всех верующих, без различия исповедания и национальностей, видя в этом смысл не только национальный, но и вселенский. Практические задачи Братства сводятся к борьбе не только против человека-зверя вообще, но и за широкое освобождение личности от всех видов гнёта: государством, капиталом, неправдой и всякой нездоровой силой.[72] Добившись здоровых условий жизни и обеспечения личности от произвола, т. е. победы вширь, Братство представляет себе дальнейшую задачу – работу вглубь, т. е. нравственное самоусовершенствование. В этой перестановке главных задач существенное отличие ХББ от учения Л. Н. Толстого. Поскольку Братство выдержит неуклонно цель и не выродится в клерикализм, утверждающий власть Церкви снизу, в то время как она укрепляется патриаршеством сверху – покажет будущее. Пока же для таких заподозреваний новых сил, выстраивающихся во фронт для энергичной борьбы во имя Христа с полицейско-капиталистическим строем жизни, нет оснований».

В. М. Скворцов в статье «Со скрижалей сердца» (Миссионерское обозрение. 1905. С. 1458–1460) назвал листовки ХББ «злоходужной анархической литературой», составленной «опытною рукою крамольного проповедника из богословствующего лагеря церковных отщепенцев». По его мнению, обращение «К епископам» изобличает в авторе опытного богослова-схоластика и построено на подтасовке текстов (ни одного примера не приведено), «К крестьянам» подделано под тон церковного поучения, а доказательство греховности исполнения любых велений власти – только сектантские рассуждения (снова без аргументов и попыток хоть как-то опровергнуть «обольстительные» толкования). Напоминание, «что одна глава Церкви – Христос», епархиальный миссионер назвал «безумным глаголом» (!), толкование приказа ап. Петру о мече – ехидным и злокозненным, а на призыв пострадать, исполняя заветы Спасителя, разразился инвективой: «Вот как лукаво и бесстыдно одурачивают анархисты простой народ».[73] Опровергая своё основное определение, Скворцов свидетельствовал: прокламации составлены «в духе простонародных проповедей, без анархического задора и болтовни» и «представляют собою большой шаг вперёд в области подпольной агитаторской литературы», поскольку добиваются того, «чего социал-демократы не могли сделать устным словом и личным подходом к народу». Такова сила живого слова, а признание врага, считавшего ХББ «самым опасным из существующих конспираций», особенно ценно.

Невразумительно высказался архиеп. Антоний (Храповицкий): требование участия в Поместном Соборе священников и мирян назвал «партийно-сословным притязанием духовных декадентов» и в то же время критиковал «желающих попасть на Собор с анти-сословными целями», к каковым причислял и членов «революционного Общества христианской борьбы, в котором участвуют 2–3 духовных профессора», отграничивая, впрочем, их от «нигилистов, отрицающих догматы, святые таинства и евангельские чудеса». По мнению преосвященного, «просвещённые авторы», призывающие осудить самодержавие, «упускают из виду, что безусловны требования всякого правительства», а потому «их нельзя не исполнять безнаказанно, хотя бы они противоречили заповедям» (Отзывы епархиальных архиереев по вопросу о церковной реформе. Ч. 1. СПб., 1906. С. 112–119). Получается, кроме наказания от земных властей, владыку ничего иное не беспокоило, и подчиняться он считал должным любым приказам любой власти.