Берегитесь! Я колдую!

22
18
20
22
24
26
28
30

— Джуди! — Рявкнул он, хлопнув ладонями по столу. — Ну ты и … даже не знаю как назвать тебя!

— Как-нибудь похуже, — равнодушно попросила я, скользя кончиками пальцев по глянцевой столешнице, — потому что мне все равно. Хуже, чем сегодня утром, ты меня уже не назовешь никогда.

— Что опять не так? — Раздраженно прорычал он и я подняла голову, заглянув в глаза, где расплескивалось звериное бешенство.

— Все так, Рандаргаст. — Спокойно сказала я. — Просто мне не нравится, когда на утро мужчина называет меня своей работой, тут, знаешь ли, возникают очень неприятные ассоциации. А теперь ты мне еще и денег даешь! Осталось только произнести одно слово, чтобы обозначить кто я для тебя.

Он покачнулся, будто сдерживая желание наброситься на меня, выдержал паузу, затем сухо сказал:

— Ты все не так поняла.

— Не начинай! — Я вскинула руки. — Я не буду понимать эти твои отношения с Орденом, потому что не желаю вникать в них. Едь, занимайся своими делами, а потом возвращайся обратно — нам еще в столицу ехать.

Рандаргаст быстро потянулся вперед, пытаясь схватить меня за руку, но я успела вовремя ее отдернуть.

— Поживешь тут два или три дня, — медленно сказал он, — деньги — вон там, — он мотнул головой на бюро, что стояло у окна.

Я наклонилась, перегнувшись через стол.

— Не глухая и не тупая. Я тебя прекрасно поняла, Рандаргаст, теперь ты делаешь вид, что не препятствуешь мне сбежать. Но я тебе уже сказала — мой выбор сделан, я еду в столицу. Вместе с тобой. Пусть меня судят. — Я чеканила каждое слово, наблюдая как на его щеках сквозь темную щетину пробивается гневный румянец. — Не думай, что я буду визжать от счастья как поросенок. Не надо мне делать одолжений. Не стоит разбрасываться такими широкими жестами. А как же твой великий и ужасный долг? И вообще как-то ты неожиданно передумал, то я у тебя работа, то двери вон там, деньги вот тут. И ты мне еще говоришь, что мое поведение непоследовательное? Что, боишься я на суде пожалуюсь как ты меня соблазнил? А-а-а, так ты поэтому теперь пытаешься избавиться от меня?

Он сжал кулаки, которые дрожали от едва сдерживаемого напряжения. А я понизила голос до вкрадчиво-бархатистого:

— Рааандаргаст, а ты не боишься, что Орден тебе всыпет разлюлей по сладкой жопке, когда узнает, что ты некую ведьму вез-вез, да и не довез?

Рандаргаст вскочил, перевернув стул, одним взмахом отшвырнул стол в стену и навис надо мной.

— Да что ты себе позволяешь? — Зарычал он в бешенстве.

— Правду, — кивнула я, спокойно глядя на него. Я откинулась на спинку и устроилась поудобнее, — я просто рассказала тебе обо всем, что сейчас с нами происходит. Как это выглядит со стороны. Не думай, что ты самый правильный человек в этом мире, Рандаргаст, самый преданный, самый благородный и так далее. Все мы совершаем и хорошее, и плохое, и благородное, и постыдное. Плохо только, что ты к этому отношения не имеешь, потому что в данный момент ты совершаешь не то и не другое, а нечто неумное. По-твоему, если я уйду мое дело просто закроют? А может по моему следу пошлют кого-нибудь другого, более хитрого и умелого, чем ты? Не надо топорных решений, тем более, принятых в горячке. Мне не нужно, чтобы ты платил мне за секс — поверь, мне он тоже понравился и этого достаточно. И он никак не связан с тем, что ты — маг Ордена, который поймал и конвоирует провинившуюся ведьму на суд.

— Чего ты хочешь? — Хрипло проговорил он и разжал кулаки, руки его бессильно упали.

— Ничего. Кроме одного маленького дела — подумай как следует обо всем этом. Знаешь, утром я обиделась на твои слова, что я для тебя не более, чем работа. Это не те слова, которые хочет услышать женщина от мужчины, который ее только что обнимал и целовал. Потом я подумала — а чего мне обижаться? Так и есть. У тебя нет ко мне никаких чувств, значит я — действительно для тебя работа. Ничего личного, правда, Рандаргаст?

С посеревшим лицом, он не глядя нащупал стул и рухнул на него. Выглядел маг совершенно потерянным и ничего не понимающим.

— Успокойся, — мягко сказала я, — это была моя ошибка. Я надеялась, что … что ты ко мне что-то чувствуешь. Но раз нет — что ж! Не убивать же тебя за это, верно?