Потом была победа

22
18
20
22
24
26
28
30

— Пропишите вы про такое безобразие, — сказала мне уборщица из конторы. — Разве можно из-за бумажки так над человеком изгаляться. Саша — ведь живая душа, а бумажка — это…

Она сделала выразительный жест, наглядно показывающий, для чего может быть употреблена бумажка с приказом об отстранении Сашки с практики. Потом крикнула Толика и подала ему две бутылки с молоком. Гибкий, как ящерица, Толик поднялся по доске к зарешеченному окну и сунул в него бутылки.

Звона разбитого стекла я не услышал. Может быть, бутылки упали на что-нибудь мягкое, а может…

— Второй день ничего не ест, — восторженно сообщил мне Толик.

Я посмотрел на массивную кирпичную стену, за которой отсиживалась Сашка, и подумал, что трудно сказать, ест она там или нет. Тем более что из всей снеди Сашка выкинула назад только воблу. Наверное, оскорбилась на скупердяя, который в таком положении расщедрился на пяток тощих вобл…

— Саша! — крикнул я. — Что с тобой, Саша?

Сашка поздоровалась со мной и объяснила, что объявила голодовку и требует отмены приказа.

— Неправильный он, Олег Петрович… Хоть месяц буду сидеть здесь, а добьюсь отмены. — Голос Сашки звучал зло, но бодро. Я прикинул, что срок голодовки определен ею довольно оптимистически. Значит, догадка моя насчет молока и воблы была верна.

Для приличия я поговорил с Сашкой еще минут пять и успокоенный пошел в контору. Клавдия Николаевна была в лаборатории и занималась каким-то анализом. Я сделал расстроенное лицо, присел возле подоконника и стал приводить в порядок записную книжку. Клавдия Николаевна несколько раз пыталась заговорить со мной. Я отвечал сухо и односложно.

Через четверть часа у главного рыбовода выскользнула из рук пробирка, упал металлический штатив, и на стол пролилось что-то вонючее и желтое. Клавдия Николаевна чертыхнулась, туго повязала под подбородком платок и с треском укатила на мотоцикле из усадьбы.

На следующий день она сдалась. Оставила Сашку на практике, объявив ей строгий выговор с последним предупреждением за нарушение правил техники безопасности. Клавдия Николаевна самолично прочитала этот приказ под окном лабораторной кладовой.

— Копию мне дайте, — требовательно сказала Сашка. Толик просунул в окно копию приказа. Тогда Сашка начала торговаться с главным рыбоводом. Она соглашалась лишь на простой выговор.

Лицо Клавдии Николаевны стало багроветь. Тут уж я рассердился на Сашку, отчитал ее и посоветовал кончить выкрутасы и прекратить эту историю.

Через день Сашка снова возилась возле мазанки у шлюза, а мы с главным рыбоводом поехали на баркасе на «Мартышку». Нам не повезло. При подходе к тоне баркас задел за корягу и повредил корпус. В машинном отделении появилась течь. Два дня пришлось ремонтироваться. На обратном пути поднялся сильный встречный ветер. Он разогнал по реке острые волны и на поворотах норовил прижать нас к берегу. В общем, от «Мартышки» против течения и ветра мы тащились почти двое суток.

И я обрадовался, когда за очередным поворотом показалась знакомая мазанка рыборазводного хозяйства.

— Куда прорези поведем? — спросил у Клавдии Николаевны капитан баркаса.

— Давай на первый, там половину выпустим и решим дальше.

Когда мы подходили к участку, главный рыбовод вгляделась в берег и встревоженно попросила бинокль.

— Что-то на первом стряслось, — сказала она, разглядывая берег. — Вон сколько людей у шлюза толчется…

Она опустила руку с тяжелым морским биноклем и, обернувшись ко мне, добавила: