— Значит, они бы пропали?
— Почему пропали? — возразил председатель. — Ребятишек бы из школы послали… Все бы подчистили, не дали пропасть.
Прокурор стал выяснять, занимается ли подсудимая самогоноварением. Буколиха ответила, что был грех, как сына в армию провожала, а больше не варивала.
Орехов мог это подтвердить. Более того, когда на Анну Егоровну составили акт насчет колосков, она зарыла в саду самогонный аппарат и сказала Николаю, что больше у нее никто капли самогона не получит, пусть хоть за бутылку дойную корову на двор приведут. На вопрос Николая, зачем же тогда сохранять самогонный аппарат, Анна Егоровна ответила:
— Война кончится, вырою… Володя возвернется, гулянку устрою. Не вернется, с добрыми людьми поминки справлю.
Орехов поверил ей. Когда прокурор стал наседать, чтобы Анна Егоровна призналась насчет самогона, он вскочил и крикнул на весь зал:
— Чего вы ей душу мотаете! Мало вам паршивых колосков, так с другого бока заходите!
Судья рассыпчато застучала по графину, но выкрик Орехова подогрел глухой шум в зале. Один за другим понеслись крики:
— Сыновья на фронте погибли, а мать в тюрьму посадить хотите?
— Самого бы тебя, гладкого черта, на войну!
— Приспособились с бабами воевать…
В последнем слове подсудимая Букалова сказала:
— Судите, вы власть.
Суд ушел в пустовавшую боковину на совещание и, возвратившись, объявил, что признал Анну Егоровну Букалову невиновной.
Нагнув голову, прокурор пробирался к выходу сквозь толпу зеленогаевцев: «Разрешите!.. Позвольте!..» Расступались неохотно, а кузнец нарочно поднял руку и загородил проход. Прокурор наткнулся на этот живой шлагбаум.
— Разрешите пройти, — резко сказал он и дернул кузнеца за рукав.
Федор Маркелович не замечал его, занятый разговором с соседом. Прокурор растерянно замешкался, потом поджал губы, пригнулся и прошел под рукой.
— Вот так-то, — одобрительно сказал Федор Маркелович. — Приучайся перед людьми сгибаться.
Уборка была закончена. Комбайны увезли в МТС. Степан Тарасович лег в больницу. Николай помогал Анне Егоровне по хозяйству, отсыпался. Когда подсчитали заработок, оказалось, что он приедет к отцу не с пустыми руками.
В октябре на вершинах Терскея стали расти снежные шапки. С гор поползли рваные облака. Зарядили дожди. Словно осенняя погода решила рассчитаться за засуху и теперь без времени и без толку поливала землю. Листья, сбитые дождем, плыли в арыках, желтели на крышах, гнили на вспухших, скользких полях.