— Что? Зачем?
— Звони, — прозвучало как приказ.
— Заче-ем??? — Он молчал. Нет, он серьезно думает, что я буду делать то, что он скажет, просто потому что я глупая женщина, а он серьезный умный мужик? Да еще и старше меня. — Как ты себе это представляешь? Я звоню, она берет трубку — и что? Я молчу в трубку? Или так и говорю, мол, мне велели тебе позвонить, а вот что сказать, я не знаю, тут никаких команд не поступало!
— Инесса! — вспылил он и поднялся. — Иногда ты невыносима! Ну оставь ты свой феминизм хоть на один день! Ты понимаешь, что на тебя сегодня покушались?! Эксперты нашли что-то на острой скобе, в лаборатории скажут точнее, но я уверен, что это тот же яд! Иначе зачем там вообще скоба на открытке? Зачем ее чем-то мазать? Ну подумай ты хоть раз!
— Ты так говоришь, будто я дебилка какая-то, но я учусь практически на одни пятерки!
— Засунь свои… — Он вздохнул глубоко-глубоко и наконец догадался понизить голос. Слава богу, а то я начала его бояться. Никогда не слышала раньше, чтобы он разговаривал
— В споре рождается истина, — процитировала я Сократа.
— Не всегда. Говоря «позвони Наташке», я имел в виду, скажи ей, чтобы она приехала сюда, мне нужно с вами обеими поговорить.
Я еще не готова была посвящать новых людей в сегодняшнее событие, но так или иначе говорить ей придется, ее это тоже касается. В итоге я позвонила, попыталась обрисовать в двух словах, что произошло, но с Живцовой это редко удается, и я потратила на разговор почти полчаса. Филиппов ходил возле меня, сидящей на стуле на кухне, кругами, морщился как от зубной боли и злился. Наконец, пообещав, что все прочие подробности она услышит от меня только лично, с глазу на глаз, в моей квартире, я смогла ее заманить. Мы ждали еще час, когда она приедет. Пытались беседовать — толком не получалось. Пытались пообедать — кусок в горло не лез.
Наконец-то появилась подруга. С порога полезла меня обнимать.
— Инька, боже мой! Как я рада, что ты жива!
Мы обе прослезились, так как, не могу поклясться за других, а вот я реально была рада этому и сдержать эмоции, требующие выхода прямо сейчас через оболочку моих глаз, уже не могла.
Но охать и ахать и дальше Федор нам не дал: привел на кухню из прихожей, усадил каждую на стул и, как какой-то средневековый инквизитор, начал пытать вопросами. Но все было впустую. Мы и на самом деле не знали, кому мы все четверо понадобились.
— Трое, — напомнил Филиппов строгим тоном экзаменатора. — Пока только трое из вас получили смертельные открытки.
— Но у меня же в декабре… — смущенно ответила Наташка, просвещая его.
— Да, это удобно.
— Удобно? — вскочила она. — Федор Алексеевич, как вы можете?
— Сядь.
— Нет, не сяду! Мне хватило ментов еще в среду с их дурацкими бестолковыми вопросами. «А откуда вы узнали, что он появится здесь в это время?» — передразнила она. — Черт, вам люди на блюдечке предоставили преступника! А теперь еще и вы! Я не потерплю! Мою подругу убили, как выяснилось! А на другую покушались!
— Подругу… — побагровел Федор и приблизился к ней вплотную, будто угрожая. — А у меня дочерей убили, тебе как?! Двух милых дочек, которых я воспитывал с младенчества, взращивал, надеялся, что они будут счастливы! Видел каждый день их лица! Когда улыбающиеся — я радовался сам! Когда печальные или раздраженные — я переживал тоже! А теперь я ни хрена не вижу, понимаешь? Я вижу их могилы! И я выясню, кто это с ними сделал! И ни ты, ни кто другой не встанут у меня на пути!