— А говорит он при этом, что убил ее?
— Слушай, — вспылил собеседник, — твой сарказм вообще не в тему. Естественно, он не признается. Почему ты его выгораживаешь? Он нравится тебе?
— Нет, — вздохнула я, советуя себе не горячиться. У Федора есть причины бушевать, он лишился обеих дочерей за несколько дней. А я должна сохранять хладнокровие. — Но он не производит впечатление убийцы. Мы виделись с ним с Наташкой, общались. Она подтвердит.
— Знаю. Он сказал следаку, что вы подходили к нему. Вы для чего предупреждаете подозреваемого? Ты не поняла, что то, что произошло — это прямой результат твоих необдуманных поступков? Вы предупредили его, и он пошел прятать тело!
— Моих необдуманных поступков?! — вскочила я с дивана. — Да я докричаться до вас всех не могла, когда Алла пропала! Я же говорила, что что-то случилось! Но ты ничего не делал!
— Это нечестно, — с обидой произнес он, качая головой.
— Да, — кивнула я. — По отношению ко мне — тоже.
И ушла из магазина.
Насколько я помнила, на куртке старика не было капюшона. Но капюшон мог быть на толстовке, и тоже красный, все произошло так быстро, что женщина бы и не заметила, что оттенки отличаются.
Короче, я вернулась в Царицыно в надежде вновь увидеть старика и сфотографировать его. Вдруг он еще не ушел? А если и ушел, тогда я буду приходить каждый день, ведь он устроился работать лодочником.
Выхаживая по асфальтированным тропинкам и высматривая нужного человека в толпе гуляющих, я начала мысленно корить себя. «Ты серьезно думаешь, что хладнокровный убийца, пугающий тебя в лесу, это тот самый милый старичок-лодочник?» После этого я запела, опять же мысленно, «Я убью тебя, лодочник», но и это не помогло. Я никак не могла заставить себя вернуться к воротам и уехать наконец домой. В итоге я дошла до того, что спустилась к лодочной станции и спросила у текущего сотрудника, в какой день старик должен заступить на работу.
— А зач… — начал он что-то спрашивать, затем, по всей видимости, меня узнал, потому что легко ответил: — Послезавтра. — Потом нахмурился, очевидно, не понимая, почему я сама его это не спросила, ведь мы довольно долго сидели на скамейке и общались, но я быстренько ретировалась, пока он не успел ничего сказать.
«Ты же помнишь, что у нас завтра экзамен по истории философии?» — прислала сообщение Наташка, когда я уже собиралась лечь спать.
Черт. Я совсем забыла. И вовсе не готовилась.
«Я приду, не беспокойся», — ответила я и отключила телефон, поставив будильник на семь утра. Сама-то Живцова как собирается сдавать, если она сегодня чуть ли не с утра приложилась к коньяку, а потом еще куда-то поспешно уехала? С другой стороны, заваливать предмет вдвоем как-то приятнее, так что…
С этими мыслями я и заснула. Мне снились эротические сны, настолько долгие и изматывающие, что когда я проснулась от непонятного грохота, то сперва выдохнула недовольно прямо в подушку и только потом отправилась смотреть.
В голове стоял какой-то странный гул, а все вокруг казалось противоестественным. Я вышла в коридор и заметила на полу дорожку из белой простыни. Что это? Как это сюда попало? Я белого постельного белья никогда не держала в доме, я его не переношу.
Дежурного света в коридоре не было, но белая тряпка люминесцировала так, словно была самостоятельным источником света. Дорожка шла от входных дверей к гостевой спальне, дверь в которую была немного приоткрыта — достаточно, чтобы я видела белую полоску ткани и там. Я вошла в комнату, испытывая очередной приступ паники. Кто проник в мое жилище? Зачем выложил дорожку простынями? Что за бред происходит?!
На узкой кровати какое-то неясное очертание. Я обычно туда скидываю одежду, которую планирую постирать, за неимением корзины для белья в ванной. Вокруг было настолько темно, что единственное, что я видела, это белые простыни под ногами и груда чего-то на кровати — и то, потому что она была возле незанавешенного окна.
Груда пошевелилась. Мамочки… Я не буду к этому подходить. И звать я больше не буду. Вдруг оно ответит?