Эта реплика не сбила говорившего с толку.
- Нет, все было совершенно не так. Пациенты сразу чувствовали себя в безопасности.
Какие бы кошмары ни населяли их головы, они знали, что мы не дадим им причинить себе вред. Они понимали, что их связывают или делают им уколы для того, чтобы уберечь их от самих себя.
В ответ оратору прозвучал еще один голос, и я дала развернуться дискуссии. Я сама вернулась назад во времени к тому моменту, когда поняла, что моя мать при смерти, и признала леденящую душу правду: она больна раком. Это было еще до знакомства с Питером. Я вспомнила, как сидела на кровати, плача и крича одновременно от гнева и боли, а мой любовник держал меня, пока я металась, не находя себе места. Я не знаю, что случилось бы со мной в ту ночь, не будь его рядом. Мне было очень плохо, но в то же время я чувствовала себя в безопасности, зная, что мне не позволят зайти слишком далеко. Я помню, как думала, что он не отпустит меня, не даст мне сорваться. Если бы я оказалась тогда одна, со мной могло случиться все, что угодно Он сдерживал меня, пока я билась в истерике и злилась на него, мою мать и весь мир. Я выжила… Да, я могу понять необходимость и пользу применения некоторых ограничивающих средств.
Я вернулась в настоящее время и стала прислушиваться к тому, что говорили люди вокруг меня.
- Слушайте, ведь элементарные права человека требуют, чтобы никого не заключали в тюрьму без суда и следствия. Помещая людей в клиники и ограничивая свободу их передвижения, мы просто нарушаем их права.
- Работники таких лечебниц постоянно принимают решения в интересах своих пациентов, только пациенты могут не всегда быть с ними согласны. Что, если…
Я решила прервать разговор.
- Итак, время истекло! - Я сделала руками соответствующий жест спортивного рефери. - К нашей следующей встрече в среду кратко сформулируйте ваши взгляды на использование средств ограничения подвижности пациентов в условиях клиники. Вы можете выразить только свое мнение, но будет лучше, если сумеете подкрепить его реальными фактами. До встречи.
Студенты постепенно вышли из класса, продолжая спорить на ходу. Мне было приятно, что я смогла разбудить их мышление, разбередить их сердца так, чтобы они оказались способны к такому горячему выражению чувств и точек зрения. Чудом было уже то, что мне удалось сделать это в самом конце семестра.
Я же вынесла с этого занятия резкую головную боль.
Я села за стол и стала собирать свои бумаги. Ограничения… Я немного знакома с ними теоретически, с точки зрения средств, используемых в психиатрических лечебницах, и прекрасно знала о них по своей второй работе.
Мне всегда было трудно согласиться надеть наручники на вызове с клиентом. В моем представлении средства ограничения свободы плохо сочетаются с самим понятием секса. Я категорически отказывалась связывать себе руки, если не была хорошо знакома с клиентом. Не просто хорошо знакома, а знала его досконально.
Я делала небольшие исключения для постоянных клиентов, как только узнавала их поближе и приобретала уверенность в том, что они остановятся, когда я попрошу их об этом, и не станут переходить заранее оговоренные рамки.
Мне кажется, что фантазии об ограничении свободы посещают практически каждого человека, иногда так и оставаясь фантазиями. В отеле «Дабл-Триз» на Сторроу-драйв фойе не было ограничено потолком, и пространство над головой входящего заканчивалось только у самой крыши. Стеклянный лифт позволял пассажирам наблюдать за всем, что происходило на этажах, которые они проезжали: в гостиных, зонах отдыха и части жилых комнат через случайно открытую дверь.
Сам пассажир тоже оставался открытым для взора каждого любопытствующего.
Один из моих постоянных клиентов каждый месяц останавливался в этом отеле, приезжая в Бостон в командировки. У него был свой ритуал: встречая меня в фойе гостиницы, он сразу же надевал мне на руки наручники.
То, что он делал это в публичном месте без единого слова объяснения, возбуждало его, как ничто другое. Он шел через фойе рядом со мной, держащей перед собой руки в наручниках, которые могли быть видны каждому, кто проявил бы любопытство. По-моему, ему больше всего нравилось подниматься в стеклянном лифте с женщиной, закованной в наручники, и понимать, что это может увидеть кто угодно. Эта ситуация провоцировала у него сильнейшее возбуждение. Однажды он даже кончил в штаны, просто проехав в лифте.
Я вздохнула и потерла виски. Эта бесполезная процедура никогда не облегчала головную боль, но я почему-то все время к ней прибегала. Размышления о наручниках постепенно перетекли в логическое продолжение этой темы. Сами по себе наручники как орудие ограничения свободы и осуществления дисциплины были только верхушкой айсберга.
Я часто сталкивалась с тем, что клиенты меня шлепали. Если я при этом не была связана, эта процедура меня нисколько не смущала, поскольку я всегда могла управлять ходом событий. Главное, чтобы клиент не был склонен к насилию и слушал, что я ему говорю. Мужчины всегда старались делать это легко, только для того, чтобы увидеть отпечаток своей ладони у меня на заднице. Я даже научилась угадывать, какой реакции они от меня ждут: слез или стоического молчания.