— Есть заявление от гражданки Ивановой о том, что вы её ИЗНАСИЛОВАЛИ! — Следователь продолжал ехидно улыбаться…
Откровенно говоря, я ожидал от Органов чего угодно, но только не ТАКОГО: обвинить режиссёра, человека, у которого просто по определению не могло и не может быть проблем с дамским полом?!! Это ли не самое гнусное и изощрённое злодейство Комитета Госбезопасности?
Все годы, проведённые «за колючей проволокой», я мечтал отомстить этой подленькой женщине, причинившей мне такое страшное зло, но постепенно пришёл к выводу, что её накажет сама жизнь. А потому, описывая эти страшные для меня события, не называю её настоящей фамилии, чтобы не травмировать её родственников, которые могли и не знать, что она работала на Контору, и я уверен, что родственники ни в чём не виноваты…
— Я? Изнасиловал? Кого? — Мне пришло в голову, что меня самым элементарным образом разыгрывают. — Кто такая Иванова?
— Послушайте, Доценко, в комнате, кроме нас, никого нет! Микрофонов, как видите, тоже нет — разрешаю самому всё проверить. — Он обвёл рукой комнату.
— Допустим, верю, и что дальше?
— Я даю листочек с текстом, который вы подписываете, и всё в полном ажуре! Всем хорошо! Все довольны! — Он был сама любезность и буквально излучал искреннее дружелюбие, казалось, ещё немного, и он объяснится мне в любви и набросится с поцелуями.
— А листочек этот с «чистосердечным признанием»? — ехидно ухмыльнулся я.
— Ну, зачем же так? — Истомин брезгливо поморщился. — Зачем нам лишний уголовник? Вы НАМ нужны как писатель, как режиссёр, наконец…
— Вам? — с некоторым недоумением переспросил я.
— Да, НАМ… честным гражданам нашей страны! Прочитайте, подумайте о сыне своём, о родителях и… подпишите…
— Если это не признание, то что?
— Заинтересовались? Вот и прекрасно! — Следователь самодовольно улыбнулся, вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги. — В этом ВАШЕМ заявлении речь идёт о том, что вы просите принять вас на работу в качестве внештатного сотрудника Органов Государственной Безопасности!
— Проще говоря, вы мне предлагаете стать сексотом?
— А чем это плохо? Сексот — просто «секретный сотрудник»! Звучит здорово, не так ли?
— Может быть, для кого-то и звучит, однако для меня это звучит пошленько! Я хочу быть не «сексотом», а писателем и режиссёром, а художник, представьте себе, должен быть вне политики!
— Не спешите отказываться, Виктор Николаевич! Посидите, хорошенько подумайте, а потом продолжим нашу беседу… — Истомин нажал кнопку.
Меня отвели в КПЗ — малюсенькую заплёванную камеру без мебели, без окон, со спёртым воздухом. Посередине двери находился глазок для наблюдения. У дальней стены — небольшой помост. Если бы все размеры камеры увеличить, то можно было бы с изрядной долей сарказма сравнить этот помост с театральной сценой.
Трудно сказать, сколько мне пришлось там сидеть: в закрытом пространстве время течёт совсем по-другому и всё зависит от того, какие мысли посещают твою голову. Мне тогда показалось, что прошла целая вечность, пока я лихорадочно пытался отыскать выход, пытался понять хотя бы какую-нибудь логику ареста. До меня конечно же сразу дошло, что там, наверху, меня решили сломать, и сломать психологически. ОНИ пошли по пути наименьшего сопротивления — взять меня на элементарном чувстве страха.
Пришла мысль о том, что мне нужно просто перетерпеть, не сдаться и они в конце концов отстанут.
ebooksa