Семь лет за колючей проволокой

22
18
20
22
24
26
28
30

Алик открыл свой шкафчик и вытащил внушительный пакет. Он оказался больше, чем я думал, но отступать было некуда. Я снял с себя и куртку. Потом бросил пакет с анашой на пол, потоптал его, чтобы сделать потоньше. На всё это ушло не более минуты. Затем приложил пакет к животу, под рубашку, и затянулся ремнём, старательно втягивая живот в себя. Всё бы хорошо, но в районе груди пакет ощутимо топорщился.

— Ремень есть? — спросил я.

Алик выдернул из брюк свой ремень и помог затянуть на груди. Когда я напялил куртку и застегнулся на все пуговицы, Алик критически осмотрел меня.

— Может, телогрейку наденешь? — спросил он.

— Менты сразу рюхнутся: зашёл в гости чифирнуть, а сижу в телаге, подозрительно…

— Как знаешь, — вздохнул он. — Может, стоит мне слинять отсюда? — спросил он.

— Только не сразу в секцию, в туалет иди!

Он быстро вышел, и в тот же миг мощный кипятильник сделал своё дело — вода закипела. Я выключил его, вытащил из банки, засыпал заварку и прикрыл крышкой. Увидев на столе журнал «Огонек», принялся его листать. Сердце было готово выскочить из груди, а в висках стучали маленькие молоточки. Я не различал, что писали в журнале, мысленно просил Бога о двух вещах: «Господи, пусть менты не увидят Алика, выходящего из каптёрки завхоза! И пусть менты не шмонают меня!»

Я повторял и повторял это заклинание до тех пор, пока в каптёрку не вошёл Корнеенко в сопровождении «Старшего Кума» и зама по режиму.

— А ты что здесь делаешь, Доценко? — подозрительно спросил зам по режиму.

— Зашёл к дружбану «чайковского» попить. Нельзя, что ли? — ответил я, нагловато глядя в глаза «Старшего Кума».

— Чаёк придётся перенести на другой раз, — ответил Канарис. — Идите к себе в отряд.

— Как скажете, вы Начальник! — без намека на иронию проговорил я и потянулся к телогрейке: пакет предательски захрустел.

Лоб мгновенно покрылся испариной — казалось, хруст был таким громким, что его невозможно было не услышать.

Заметив моё состояние, зам по режиму спросил:

— Что это с тобой, Доценко?

— Знобит немного, — как можно спокойнее ответил я с облегчением — кажется, хруста никто не услышал.

— Вы что, простужены? — участливо поинтересовался Канарис.

— Есть немного.

— Тогда в санчасть!