— Углядел-таки.
В разговор вмешалась Галя, собиравшая ребенка в садик.
— Когда Модест купил дом, у меня с ним разговор был, скажу вам, Виктор, откровенно. Он предупредил: «Ты, Галя, ничего не видела и не знаешь. Тогда мы мирно живем до ста лет». Модест крутой мужик, к нему из Иваново на иномарках приезжают, физиономии такие, что без страха не взглянешь. Вы за несколько дней разворошите поселок и уедете, а нам туг жить. У нас ребенок, о нем думать надо. Так что не обижайтесь, попрошу вас, не втягивайте Володьку в ото дело. Он парень горячий, может с маху дров наломать, а куда нам потом деваться? У Модеста деньги, он — сила, а у нас долги и вся надежда на Володины способности. Людмилу жалко, но ее не вернешь. Теперь надо о живых думать.
Володя хмуро смотрел в половицу, разглядывая затейливый сосновый сучек. Я хлопнул его по спине:
— Не переживай, сам разберусь в этой истории. Скажи лучше, как до рынка добраться?..
Оживленный холуйский рынок напомнил мне петербургские толкучки. В глаза бросались бананы и апельсины. А вот местных яблок, клюквы, сушеных грибов не было. Зато хорошо шли молоко, картошка, мясо. И еще — козьи и овечьи домашней выделки шкуры, мотки шерсти из Эстония, меховые воротники, кофты, рубахи, платья и обувь из разных стран — от Китая до Канады. Вот тебе и глубинка! И, конечно, несколько торговцев с лаковыми миниатюрами. Я вынул из кармана Володину шкатулку и стал прохаживаться с нею, играя под продавца. Два раза тетки просили посмотреть шкатулку, спрашивали цену. Я заламывал, они ругались и отходили.
Минут сорок я вел торговлю, пока не заметил, что появился Ребров. Он пошел по рядам, собирая дань в черную кассу. Я убрал коробочку за пазуху, сунул пистолет в карман плаща. Пошел позади Реброва, выбрал момент и, не вынимая руки из кармана, нахально ткнул ему в спину стволом, прижав к прилавку. Охранник сразу понял, какой подарок может получить в позвоночник. Сжался, уши наполовину спрятались в поднятом воротнике.
— Извините, не вас ли я вчера так неловко стукнул по усам? Ба, а где же пышные усы?
— Шука, ишейка! — прошепелявил он. — Ты уедешь отсюда покойником.
— У вас еще и переднего зубика не стало?..
— Шереш полшаша мне надо щдать деньги. Шмотри, в шорока метрах отшюда мои люди.
— Я их вижу. Но от моего пистолета до твоего позвоночника всего миллиметр… Я не промахнусь, потому что сегодня пил не «Столичную», а молоко. У меня пистолет с глушителем, ты упадешь, как мешок, и твой защитный жилет, который ты ляпнул на фабрике, не поможет, потому что у меня пуля со стальным наконечником и твою дешевку прошьет запросто, а тяжелых жилетов у вас тут нет. Люди даже не поймут, от чего ты упал, пока не отыщут маленькую дырочку в спине.
Ребров мрачно молчал.
— Сомневаешься? — усилил я нажим на позвоночник. — Ты вчера поднял на меня руку и, по закону чести, который я исповедаю, ты должен мне штраф двадцать «лимон сз» или получишь дырку в позвоночник.
Ребров стал еще ниже, мышцы его напряглись, я почувствовал, что он готовится дать стрекача, и предупредил:
— Если бы ты читал газеты, то мог узнать, что я — мастер спорта. Ни от меня, ни от моей пули не убежишь. Тебя обманули, дорогой, сюда едет бригада из Петербурга — сыщики высшего класса. Будет большой шмон. Я могу тебя сдать, а могу и отмазать.
— Шезо тебе надо? — простонал Ребров, потому что мой ствол все сильнее давил на его позвонок.
Как говорил Грай, для того, чтобы найти согласие с собеседником, надо первые два вопроса составить так, чтобы он обязательно ответил «да». Тогда он легче настроится на нужную волну.
— Ты директора фабрики Великорецкого знаешь?
— Шнэю.