— У вас все? — спросил Копейкин.
Геннадий Дмитриев поднялся, не дожидаясь, пока ему предоставят слово.
— Я встал, потому что не могу обращаться к товариществу сидя. Я обращаюсь ко всем, хотя не скрываю, что всегда был сам за себя. Мне потому и нравится наш клуб — мы тут, вроде, объединены, ио каждый действует как хочет. Сам вырастил котенка, сам нашел покупателя, сам продал, сам получил денежки. И может, поэтому в нашем клубе много состоятельных людей. Я считаю, что детектив Грай ведет следствие неправильно, делает грубые ошибки, из-за его халатности погиб скорняк Левитин, а может, и другие двое на его совести. Наш клуб может быть втянут в громкий уголовный процесс, и его последствия непредсказуемы. Вспомните, еще Наполеон говорил: «Грязное белье надо стирать дома».
Не глядя ни на кого, Геннадий сел.
Парни в углу засвистели и закричали:
— Долой расследование!
Копейкин снова постучал металлическим червонцем по штанге.
— Осветить этот вопрос с правовой стороны мы пригласили нашего юриста Юрия Яковлева. Скажите, Юрий Васильевич, прав ли Геннадий в своих мрачных прогнозах?
Юрист подобрал кругленький животик, набычил круглую голову и заговорил быстро, напористо:
— Все зависит от того, насколько правильно составлен договор о найме детектива для частного расследования. Если в договоре точно определено, что он нанимается для расследования факта пропажи кошек, являющихся частной собственностью конкретных лиц и за хищение которых налагается штраф или административное наказание, то никакими неприятностями клубу это не грозит. Я могу взять на себя составление такого договора.
Речь Яковлева мне понравилась, это язык всех юристов, деловой и точный. Грай тоже наградил его улыбкой.
Уже по инерции Копейкин постучал по металлической штанге монетой и предупредил:
— До закрытия выставки осталось четверть часа. Но прежде, чем предоставить слово Граю, мы обязаны выслушать нашего секретаря Надежду Молчанову. Она пыталась несколько раз поднять руку, но каждый раз ее забивали речистые мужчины.
Надежда прижала руки к груди, словно озябла.
— Я часто вспоминаю свою пропавшую кошку. Она мне снится и что-то говорит, о чем-то предупреждает, о чем-то близком и страшном. Я не могу понять ее и просыпаюсь в холодном поту. Я и днем нахожусь в страхе. У нас за год пропали двадцать три кошки, три человека при расследовании погибли. И нет никакого следа. Я полагаю, что это действует мафия, хорошо организованная и многочисленная. Только ей под силу такие масштаб и скрытность, высокая организованность. Я не хочу стать ее очередной жертвой, не хочу, чтобы кто-то из вас ушел из жизни, как Герман Еремин. Я боюсь, простите меня, но я против расследования.
— Довольно покойников! — завопили мои молодые соседи. Копейкин строго постучал по штанге, и они утихли.
— Считаю, все достаточно ясно высказались. Перед тем, как приступить к голосованию, полагаю, нужно выслушать Ярослава Грая.
Придерживая раненую руку, Грай поднялся со стула, взглянул на Шувалова, который с видимым напряжением выслушивал своих товарищей, и грустно улыбнулся ему.
— Разноречивость мнений не удивляет меня. Я ждал этого. Ваш клуб — маленькая копия нашего государства. То, что творится в государстве, происходит и в клубе. Отечество потрясено, его раздирают противоречия, во всем — неразбериха. Жулики всех рангов умело пользуются нашим хаосом, а честные люди растеряны, не знают, что делать?
— Нельзя ли конкретнее? — перебил его Копейкин. — Вы уже вышли на след похитителя кошек?