— Нет, отвечу откровенно. Похититель практически не оставляет следов. Я обозначил ситуацию в целом, теперь отвечу каждому. Вы, Копейкин, безусловно, правы: ведение частного расследования — дорогое дело и опустошает кассу. Это хороший довод, если ты чувствуешь дыхание погони на своем затылке.
— Что это за выпады, Грай?! — взревел Копейкин.
Но Грай остался невозмутимым и продолжал говорить так же спокойно.
— Многие люди в стране, как Надежда Молчанова, испугались за свою жизнь и готовы пожертвовать малым, чтобы выжить. Другие, как Ирина Харитонова, не знают, на что решиться. Или делают вид, что не имеют своего мнения, по крайней мере его не высказывают, как говорится, себе на уме. Мне понятен гнев яростного индивидуалиста Дмитриева — ты меня не трогай, и я тебя не трону. Вы, Геннадий, справедливо упрекаете меня за смерть скорняка Левитина. Но, подумайте сами — тяжелая, пугающая ситуация сложилась в клубе давно. Бесстрашный, ловкий жулик запугал вас. Еще немного, и он полностью подчинил бы вас своей воле. У вас не было другого выхода, как нанять меня. Мы с вами испугали жулика, и он, ожидая справедливой мести, дрогнул и в отчаянии пошел на крайние меры, стал убивать тех, кто знал о его делишках и мог выдать. До противности знакомо мнение скептика и нытика Верхова. Он разуверился во всем, ни во что не ставит милицию и возможности частного расследования. Валерий, я не могу дать гарантии — погибнет ли еще кто-нибудь? А кто в нашем государстве может пообещать, что жертв больше не будет? И я не бог. Но я согласен с Шуваловым — во всех делах, даже самых малых, мы должны помнить о славе Отечества, о его пользе.
— Вы взялись за расследование и попросили аванс, чтобы принести пользу Отечеству? — взвизгнули в углу.
— Наши интересы совпадают. Я разыскиваю уникальных животных и ловлю жулика, что требуете вы, и заодно поймаю негодяя убийцу, что требует моя совесть, я зарабатываю себе гонорар и приношу пользу, — Грай посмотрел на часы. — Три минуты до закрытия выставки. Вам хватит времени, чтобы принять решение.
Уходя, мы слышали, как Копейкин стучит металлическим червонцем по штанге, добиваясь общего внимания. Уже было тридцать минут седьмого, посетители почти все разошлись, гул в зале затихал. Участники выставки забирали своих кошек и спешили к выходу. Глядя в зал, Грай мрачно сверкал глазами. В самодеятельном буфетике я купил красное яблоко и торопливо грыз его, чтобы заморить червячка.
Члены совета спускались по деревянной лесенке и по одному проходили мимо нас.
Парни открыто смеялись, а джинсово-кожаный Сергей Сергеев показал пальцем на меня и во весь голос заржал:
— Бу-га-га…
«Может быть, нам еще придется встретиться, — сдерживаясь, подумал я. — Не люблю оставаться в долгу».
Геннадий Дмитриев громко фыркнул носом, Верхов вяло махнул рукой.
— Прощайте, — тихо, я едва понял ее, произнесла Ирина Харитонова.
— Что ни делается, все к лучшему, — строго сказала Надежда Молчанова, тряхнув косой. — Они сильнее, и нам не следует рисковать.
Юрист Яковлев молча кивнул.
Копейкин, теперь почти уже председатель клуба «Ко-тсфеич», величественно глянул на нас и пробасил:
— Подавляющим большинством голосов принято решение прекратить расследование. Наш договор аннулируется. — и заторопился к своей кошке.
Шувалов остановился, в раздумье покрутил в руках банку с пивом, бутылку шампанского, но пить ничего не стал.
— После закрытия выставки я сложу с себя обязанности председателя клуба и выйду из него. Молодежь выучилась, требует места под солнцем, и у нас грядет новый раскол… Пойдемте, пора ехать.
Грай резко повернулся ко мне.