Стенающий колодец

В нескольких окнах горел свет, и он в одну секунду понял, что перед ним находится не четырехкомнатный дом с убирающейся передней частью, а настоящий дом, с огромным количеством помещений, с лестницей, – только создавалось впечатление, что смотришь на него с другой стороны телескопа.

– Хочешь мне что-то показать? – пробормотал он и честно уставился на освещенные окна.

В реальной жизни они бы, несомненно, были закрыты ставнями или задернуты занавесками, но теперь ничто не закрывало их и все происходящее внутри было видно.

Свет горел в двух комнатах – на первом этаже справа от входной двери и на верхнем слева; первая была освещена полностью, во второй горел тусклый огонек. В нижней комнате помещалась столовая; стол был накрыт, но с трапезой было уже покончено, стоять оставались лишь вино да рюмки. Мужчина в голубом атласе и женщина в парче находились в комнате одни, они вели серьезный разговор, сидя рядом друг с другом и положив локти на стол. Время от времени они замолкали и, казалось, к чему-то прислушивались. Один раз он поднялся, подошел к окну, раскрыл его, высунулся наружу и приложил руку к уху.

На серванте в серебряной лампе горел вощеный фитиль. Отойдя от окна, мужчина, по всей видимости, покинул и комнату. А леди, взяв лампу, застыла на месте, прислушиваясь. По выражению ее лица создавалось впечатление, что она старается сдержать грозящий овладеть ею страх, и ей это удалось. Ее широкое, плоское, хитрое лицо было полно ненависти. Но вот мужчина вернулся, и она, забрав у него что-то крошечное, поспешно вышла из комнаты. Он тоже пропал из виду, но на секунду или две. Медленно распахнулась парадная дверь, и он вышел наружу и остановился на верхней ступеньке крыльца, глядя по сторонам. Затем он поднял голову к освещенному верхнему окну и погрозил кулаком.

Наступила пора бросить взгляд и на верхнее окно. В комнате стояла кровать с пологом. В кресле сидела нянька или какая-то другая служанка, она явно дремала. Старик на кровати не спал; можно было подумать, что он волнуется – он все время шевелился и выбивал пальцами по одеялу неслышную мелодию. Дверь за кроватью отворилась.

На потолок упал луч света, и внутрь вошла леди. Поставив свечу на стол, она подошла к камину и разбудила няньку. В руке она держала старинную бутылку для вина, уже откупоренную. Нянька забрала у нее бутылку, налила из нее немного жидкости в крошечную серебряную кастрюльку, добавила пряности и сахар из вазочек на столе и поставила греть на огонь.

Тем временем старик на кровати что-то невнятно говорил леди, она с улыбкой подошла к нему, взяла за запястье, словно проверяя пульс, и прикусила губу, будто ее охватил ужас. Он с беспокойством посмотрел на нее, а потом указал на окно и что-то сказал. Она кивнула и сделала то же самое, что делал до нее мужчина: открыла окно и прислушалась – но, может быть, только для виду, – затем отрицательно покачала головой, и старик, кажется, вздохнул.

Тут на огне закипел посеет[26], нянька перелила его в серебряную чашечку с двумя ручками и понесла к кровати. Старик, очевидно, не желал его пить, так как стал отмахиваться, но леди с нянькой наклонились над ним и, по-видимому, стали уговаривать. Должно быть, он вскрикнул, потому что они силой усадили его и поднесли чашку к губам. Когда он в несколько глотков выпил содержимое чашки, они снова уложили его. Леди ушла, с улыбкой пожелав ему спокойной ночи, и забрала с собой и чашку, и бутылку, и серебряную кастрюльку. Нянька вновь устроилась в кресле, и наступила полная тишина.

Вдруг старик на кровати вздрогнул и, вероятно, издал крик, так как нянька вскочила с кресла и шагнула к кровати. У него был ужасающий вид: лицо покраснело, чуть ли не почернело, глаза стали белыми, руками он схватился за сердце, а на губах выступила пена.

Нянька бросилась к двери, распахнула ее и, по всей видимости, стала звать на помощь, затем бросилась обратно к кровати и начала лихорадочно приводить его в чувство – укладывать и тому подобное. Но стоило леди, ее мужу и нескольким слугам вбежать в комнату с выражением ужаса на лицах, как старик обмяк в руках у няньки, и черты лица его, искаженные агонией и мукой, стали медленно разглаживаться.

Через несколько минут слева от дома показались огни, и к входу подъехал экипаж с факелами. Из кареты проворно выскочил человек в черном и с белым париком на голове, в руках у него был небольшой кожаный саквояж. Он взбежал по ступеням.

В дверях его встретили мужчина и его жена – она стискивала в руках носовой платок, а он с трагическим выражением лица пытался сохранять самообладание. Вновь прибывшего они провели в столовую, где он положил свой саквояж на стол и, повернувшись к хозяевам, внимательно выслушал джентльмена с леди. Он беспрестанно покачивал головой, а потом слегка помахал руками, отказываясь, по всей вероятности, от приглашения к ужину и ночлегу. Некоторое время спустя он медленно сошел вниз по лестнице, сел в карету и уехал в ту же сторону, откуда и прибыл.

Мужчина в голубом следил за ним с крыльца, на жирном белом его лице медленно появилась неприятная улыбка. Как только экипаж скрылся, всю сцену заволокла тьма.

Но мистер Диллет все еще сидел – он правильно догадался, что продолжение следует. И в доме вновь появился свет. Но теперь в другом месте. Теперь загорелись другие окна: одно на самом верху, другие, с разноцветными стеклами, в часовне. Каким образом мистеру Диллету удалось разглядеть, что делается внутри часовни, не очень понятно, но он разглядел. Часовня была обставлена столь же тщательно, как и дом, – мелкие красные подушечки на сиденьях, готического стиля пологи над ними, западная галерея и украшенный башенками и шпилями орган с золотыми трубами. На выложенном черной и белой мозаикой полу стояли похоронные дроги, по их четырем углам горели свечи. На дрогах лежал покрытый черным бархатом гроб.

И тут он увидел, что складки бархата шевелятся. Одна сторона покрова поднялась, откинулась, и на обозрение явился черный гроб с серебряными ручками и с табличкой с именем. Один подсвечник покачнулся и упал. Что будет дальше, лучше не гадать. Скорее, скорее отвести взгляд, что мистер Диллет торопливо и сделал.

Он глянул на освещенное окно на верхнем этаже – там в кроватках на колесиках лежали мальчик и девочка, рядом стояла кровать с пологом для няньки. Сама нянька в данный момент отсутствовала, но в комнате находились папа и мама, на сей раз в трауре; правда, поведение их скорбным было назвать нельзя. На самом деле они смеялись и оживленно болтали, иногда друг с другом, а иногда с детьми. Когда те отвечали, родители снова начинали хохотать. Потом отец на цыпочках удалился из комнаты, прихватив с собой висевшее на крючке около двери белое покрывало. Дверь за собой он закрыл.

Минуты через две она открылась, в ней возникла завернутая в простыню голова. Зловещая фигура непонятной формы двинулась к кроваткам, потом вдруг остановилась, подняла руки и стащила с себя простыню. Глазам присутствующих явился, разумеется, отец. Дети страшно перепугались: мальчик спрятался под одеяло, а девочка бросилась в объятия к матери. Далее последовали попытки их успокоить – родители посадили их к себе на колени, ласкали их, показывали им белую простыню (мол, ничего в ней страшного нет), ну, и тому подобное. В конечном итоге дети снова улеглись по кроватям, а родители с одобряющими жестами оставили их. Затем в комнате появилась нянька, и вскоре свет там погас.

Но мистер Диллет продолжал наблюдать, боясь шелохнуться.

И вновь осветил комнату свет, но совершенно иной – то была не лампа и не свеча, – сквозь щели вокруг двери начал пробиваться бледный, неприятный свет. И дверь опять стала открываться. Мистер Диллет не желает в точности вспоминать того, кто на этот раз возник в дверях. Он говорит, что оно напоминало жабу, но размером с человека и с жидкими седыми волосами на голове. Некоторое время оно возилось у кроваток. Были слышны крики – слабые, так как происходило все вдалеке, но, несомненно, полные ужаса.