Мы под запретом

22
18
20
22
24
26
28
30

А я, отставив стакан, откидываюсь на спинку диванчика и в сотый раз пытаюсь проанализировать все то, что происходит в моей жизни вот уже почти месяц. Провожу кончиками пальцев по губам, на которых порой все еще чувствую тот жесткий поцелуй. Но это был поцелуй-издевка, поцелуй — наказание, поцелуй безразличия. Нестираемое клеймо как напоминание о глупых решениях.

— Черт! — трясу головой, прогоняя прочь горькие воспоминания. — Давай не будем об этом? Мы же пришли отдыхать и веселиться, вот и пошли. — Я поднимаюсь с диванчика и протягиваю руку Лёле. — Хочу танцевать.

Мы ныряем в толпу, оккупировавшую весь танцпол. Ловим ритм, задаваемый модным ди-джеем, и плывем в океане праздного веселья. Все мысли прочь из головы, все чувства временно на паузу! Только я и только этот бесшабашный вечер в кругу незнакомых людей, которым нет никакого дела до тебя и твоих переживаний.

Этот месяц я была послушной девочкой. В моем расписании было все размерено. Практика, где мы с Иваном были лишь коллегами, потому что на фирме не поощрялись никакие другие отношения между сотрудниками, кроме рабочих. Вечера в кругу семьи: мой молодой человек оказался трудоголиком и часто остается сверхурочно, а я — стажер, и не имею право задерживаться в офисе дольше шести часов. Лишь выходные мы проводим вместе, и чаще всего — на даче у моих родителей. Да еще и Игорь с Иваном нашли общий язык, и, не ровен час, мой отчим перетянет его в стан своих специалистов. Мама довольна и говорит, что Ваня — отличная партия для меня, а я в ответ лишь пожимаю плечами. Все так ванильно-идеально и до приторного правильно, что порой мне хочется сделать что-то…

С тарзанки, что ли, спрыгнуть, чтобы поймать адреналиновый кайф и почувствовать себя живой?

Ваня идеальный. Наши отношения безупречно-правильные. Все кругом довольны и счастливы. И только Маруся категорична в своей нелюбви к моему ухажеру — вот прям совсем, то есть абсолютно.

Я опять трясу головой, выныривая из водоворота монотонного существования. Ловлю Лёльку за руку и тащу в сторону выхода. Там на стойке администратора я видела занятную листовку-приглашение.

— Куда ты меня тащишь? — аккуратно дергает рукой Лёля, тормозя мой ретивый бег.

— Хочу попробовать! — с непонятно откуда взявшимся азартом, чуть притопывая от нетерпения, сообщаю ей.

— Что? — продолжает она допытываться, но идет вслед за мной.

— Пошли, и увидишь!

Я молчу и быстрым шагом выхожу в холл. Здесь светло и немноголюдно, да и музыка почти не слышна. Подхожу к стойке, хватаю яркий флаер и, развернувшись, воодушевленная своей идеей, делюсь задуманным с недоверчиво поглядывающей на меня подругой.

— И что это? — протягивает она руку, забирая рекламный лист.

— Может, потом и передумаю, но сейчас очень хочу попробовать. — Энтузиазм во мне бурлит летним фонтаном. — ты со мной?

— Что, Белка? — раздается над ухом знакомый голос. — Опять ищешь на свою попу приключения?

И на эту самую попу жестко ложится твердая ладонь.

Затылком чувствую его горячее дыхание и довольно недружеский настрой. Цепенею пойманным сусликом, следя глазами за тем, как крепкая мужская рука перехватывает у Лёли рекламный флаер. На мгновение все вокруг словно замирает, и даже звуки теряют свою громкость. Я слышу лишь биение собственного сердца, неумолимо стремящегося покинуть мое бренное тело.

Смотрю на остолбеневшую в изумлении Лёлю и молю ее не покидать меня, не оставлять наедине с этим… этим… Да чтоб его!

Подруга делает робкий шаг в сторону, всем своим видом давая понять, что ничего хорошего мне не светит.

— Лёль, — охрипшим голосом окликаю ее, — пойдем в зал.