В стране разразился голод. Такой же жестокий, как в дни Авраама. Ицхак по примеру отца решил переселиться на время в Египет. По дороге он устроил привал в Ераре, стольном граде филистимлянского царя Авимелеха. И открылся ему Господь, говоря:
Не спускайся в Египет, поживи в этой стране, и Я буду с тобой. И благословлю тебя, ибо тебе и потомству твоему отдам Я все земли эти.
Ицхак осел в окрестностях Грара, занялся земледелием. Урожай на его участке превзошел все ожидания, – филистимляне поражено пожимали плечами. На второй год Ицхак получил стократный урожай – «
Ицхак упорно продолжал сеять, собирал урожай, находил живую воду, осваивал пустыню. Наконец Авимелех понял, что соседство удачливых евреев подрывает его авторитет и велел Ицхаку покинуть его владения.
– Ты обогатился за наш счет! – сказал он угрожающе, – Было у тебя одно стадо, а сейчас множество скота. Уходи от нас, ибо ты стал гораздо сильнее нас.
Так случилось первое в истории изгнание евреев, прообраз всех остальных.
Пройдя караванный путь в несколько суток, Ицхак дошел до Беэр-Шевы, раскинул там шатры, остался жить надолго.
Год следовал за годом, как жемчужины нанизываются на нитку. Ицхак состарился, почти полностью потерял зрение. Близорукостью он страдал еще с той поры, когда Авраам занес над сыном нож – ангелы заплакали, и несколько слезинок упало на глаза агнца.
Эйсав притворно угождал отцу, часто подносил ему пищу из подстреленной дичи, повторял, что во всем следует примеру батюшки, даже женился, как и Ицхак, в сорок лет. Отец ценил в старшем сыне силу и ловкость, умение постоять за себя. Он считал, что сочетание земного Эйсава и религиозного Яакова принесет великое потомство. Могучее древо Авраама разрастется, даст богатые плоды. Откладывать в долгий ящик вопрос назначения наследника не имело смысла. Ицхак позвал к себе Эйсава, чтобы дать благословение первородному сыну.
– Сын мой, послушай меня, – сказал он вполголоса, – состарился я, не знаю дня моей смерти. Возьми свое оружие, меч и лук твой, пойди в степь и налови мне дичи. И приготовь мне кушанье, как я люблю, и поем я, чтобы благословила тебя душа моя, прежде чем умру.
– Я мигом, отец, а пока отдохни, помолись, – выскочил Эйсав из шатра. Беседу их подслушала Ривка, и как только Эйсав удалился, позвала Яакова, своего любимца, рассказала о грядущем благословении.
– А сейчас, сын мой, слушайся меня и делай, как я тебе велю, – произнесла Ривка тоном, не терпящим прекословия. – Возьми из стада двух ягнят, заколи, принеси мне. Я приготовлю кушанья, какие любит твой отец. Отнесешь ему, угостишь, и он благословит тебя.
– Но ведь Эйсав сплошь волосатый, а дитя твое гладко, вдруг дотронется отец до меня, тогда я окажусь перед ним обманщиком и навлеку на себя проклятье вместо благословения, – попытался возразить маменькин сынок.
– Перестань умничать, ответственность я беру на себя, – решительно сказала Ривка, – тебе нечего бояться, на мою голову падет проклятие.
Яаков без промедления выполнил приказ матери. Ривка приготовила любимое мужем кушанье, нарядила Яакова в эйсавову праздничную одежду, обмотала его руки и шею шкурками козлят и с молитвой на устах направила в шатер Ицхака.
– Кто ты? – спросил слепой праведник.
– Я Эйсав, первенец твой, – прошептал Яаков, подражая голосу брата. – Поднимись, пожалуйста, сядь и поешь добычи моей, чтобы благословила меня душа твоя.
– Ты так быстро вернулся? – удивился отец.
– Господь, Бог твой, помог мне, – нашелся лжеэйсав.
– Подойди поближе, я дотронусь до тебя моими зрячими руками, ты ли сын мой Эйсав или нет, – в душу Ицхака закралось сомнение, ибо не в правилах Эйсава было ссылаться на Господа.