Моя Тора

22
18
20
22
24
26
28
30

В стране разразился голод. Такой же жестокий, как в дни Авраама. Ицхак по примеру отца решил переселиться на время в Египет. По дороге он устроил привал в Ераре, стольном граде филистимлянского царя Авимелеха. И открылся ему Господь, говоря:

Не спускайся в Египет, поживи в этой стране, и Я буду с тобой. И благословлю тебя, ибо тебе и потомству твоему отдам Я все земли эти.

Ицхак осел в окрестностях Грара, занялся земледелием. Урожай на его участке превзошел все ожидания, – филистимляне поражено пожимали плечами. На второй год Ицхак получил стократный урожай – «меа шеарим». «И стал он человеком заметным, достояние его росло все больше и больше, пока не стало чрезмерно велико. Был у него и мелкий скот, и крупный, и огромное хозяйство». Даже поговорка сложилась: «Лучше навоз ицхаковых мулов, чем золото и серебро Авимелеха». Местные жители, завидуя новому еврею, стали коситься на него, засыпать колодцы землей. Ведь Ицхак шел по стопам отца и, обнаружив новые источники воды, нарекал их именами или деяниями Единого Бога. Филистимляне разгадали хитрую уловку пришельца и, дабы искоренить монотеизм, засыпали землей колодцы, наречённые именем еврейского бога.

Ицхак упорно продолжал сеять, собирал урожай, находил живую воду, осваивал пустыню. Наконец Авимелех понял, что соседство удачливых евреев подрывает его авторитет и велел Ицхаку покинуть его владения.

– Ты обогатился за наш счет! – сказал он угрожающе, – Было у тебя одно стадо, а сейчас множество скота. Уходи от нас, ибо ты стал гораздо сильнее нас.

Так случилось первое в истории изгнание евреев, прообраз всех остальных.

Пройдя караванный путь в несколько суток, Ицхак дошел до Беэр-Шевы, раскинул там шатры, остался жить надолго.

Год следовал за годом, как жемчужины нанизываются на нитку. Ицхак состарился, почти полностью потерял зрение. Близорукостью он страдал еще с той поры, когда Авраам занес над сыном нож – ангелы заплакали, и несколько слезинок упало на глаза агнца.

Эйсав притворно угождал отцу, часто подносил ему пищу из подстреленной дичи, повторял, что во всем следует примеру батюшки, даже женился, как и Ицхак, в сорок лет. Отец ценил в старшем сыне силу и ловкость, умение постоять за себя. Он считал, что сочетание земного Эйсава и религиозного Яакова принесет великое потомство. Могучее древо Авраама разрастется, даст богатые плоды. Откладывать в долгий ящик вопрос назначения наследника не имело смысла. Ицхак позвал к себе Эйсава, чтобы дать благословение первородному сыну.

– Сын мой, послушай меня, – сказал он вполголоса, – состарился я, не знаю дня моей смерти. Возьми свое оружие, меч и лук твой, пойди в степь и налови мне дичи. И приготовь мне кушанье, как я люблю, и поем я, чтобы благословила тебя душа моя, прежде чем умру.

– Я мигом, отец, а пока отдохни, помолись, – выскочил Эйсав из шатра. Беседу их подслушала Ривка, и как только Эйсав удалился, позвала Яакова, своего любимца, рассказала о грядущем благословении.

– А сейчас, сын мой, слушайся меня и делай, как я тебе велю, – произнесла Ривка тоном, не терпящим прекословия. – Возьми из стада двух ягнят, заколи, принеси мне. Я приготовлю кушанья, какие любит твой отец. Отнесешь ему, угостишь, и он благословит тебя.

– Но ведь Эйсав сплошь волосатый, а дитя твое гладко, вдруг дотронется отец до меня, тогда я окажусь перед ним обманщиком и навлеку на себя проклятье вместо благословения, – попытался возразить маменькин сынок.

– Перестань умничать, ответственность я беру на себя, – решительно сказала Ривка, – тебе нечего бояться, на мою голову падет проклятие.

Яаков без промедления выполнил приказ матери. Ривка приготовила любимое мужем кушанье, нарядила Яакова в эйсавову праздничную одежду, обмотала его руки и шею шкурками козлят и с молитвой на устах направила в шатер Ицхака.

– Кто ты? – спросил слепой праведник.

– Я Эйсав, первенец твой, – прошептал Яаков, подражая голосу брата. – Поднимись, пожалуйста, сядь и поешь добычи моей, чтобы благословила меня душа твоя.

– Ты так быстро вернулся? – удивился отец.

– Господь, Бог твой, помог мне, – нашелся лжеэйсав.

– Подойди поближе, я дотронусь до тебя моими зрячими руками, ты ли сын мой Эйсав или нет, – в душу Ицхака закралось сомнение, ибо не в правилах Эйсава было ссылаться на Господа.