В комнате сгущались сумерки. Сидя на своем ложе, Карл правой рукой все отгонял подступавших призраков, а левой нервно тянул на себя одеяло, словно пытаясь спрятаться за ним.
— Кровь! — вопил он. — Зачем столько крови! Смилуйтесь! Кто, кто взывает к моей милости?! Кто вы? Это ты, Колиньи? И ты, Клермон, чего ты хочешь? И ты здесь, Ла Рошфуко? И ты, Кавень? И Ла Форс? И Пон? И Рамус? Ты явился сюда, Ла Тремуй? И ты, Ла Плас? Зачем вы пришли? Что вам от меня надо?.. О Боже! Они заполнили всю спальню! Они везде, везде… и в коридоре, и на галерее, и в замке, и во дворе… Они шагают по ступеням, входят сюда… Кто вы? Что вам нужно? На помощь! Кто-нибудь! На помощь! Зачем вы пришли? Убить меня?.. Стоны, хрипы… Колокола! Колокола звонят!.. У меня трещит голова. Я глохну от этого воя… Перестаньте! Не надо! Не терзайте меня…
Внезапно Карл IX замолчал. Его дикие вопли перешли в жалобный вой, и, вцепившись в волосы руками, король громко зарыдал.
— О Боже! Боже! Прости меня! — простонал он.
Вдруг король протянул к невидимым призракам тощие руки:
— Простите, простите… Я проклят…
Снаружи стало совсем темно, но в комнате появился свет — принесли светильники, и постель умирающего обступили не призраки, а живые люди… придворные, герцог Анжуйский… Мрачная фигура, с головы до ног в черном, склонилась над Карлом — Екатерина Медичи, королева-мать!
Старая королева ледяными пальцами дотронулась до лба больного и прошептала:
— Дитя мое…
Карл IX отчаянно закричал от страха и попытался оттолкнуть эту руку. Потом приподнялся, обвел всех сумасшедшим взором и снова рухнул на подушки.
Из самых глубин души его вырвался хрип:
— Кровь!..
На сей раз его бред материализовался.
В постели и правда была кровь. Простыни покрылись красными пятнышками! Кровь! Страшный кровавый пот агонии выступил на теле умирающего [24]. Карл в клочья разорвал на груди рубашку конвульсивно скрюченными пальцами. И все, кто был в опочивальне, со страхом и омерзением увидели кровь на груди и руках короля!
Даже Екатерина в ужасе отшатнулась и закрыла глаза.
А Карл захрипел еще громче, и снова отчаянный вопль прорезал безмолвие опочивальни:
— Кровь на мне!
Внезапно рот его скривился, губы изогнулись, и жуткий, зловещий хохот вырвался из уст короля. Услышав этот смех, все присутствующие оцепенели от ужаса. А Карл хохотал — и хохот, похожий на вой, заполнил опочивальню, становясь все громче, отчетливее, звучней…
И вдруг смех оборвался. Карл рухнул на подушки… он был мертв…
Королева склонилась над ложем, провела рукой по груди сына, и ладонь Екатерины покраснела от крови.