— Я сделала не так уж много, — сказала она, — это не заслуживает вашей благодарности. Не беспокойтесь о моем имени. Это имя проклято…
Но вернемся к моему повествованию. Итак, было уговорено, что трое мужчин спрячутся в доме, который я им указала, и будут дожидаться ночи, чтобы выйти оттуда. Что же касается меня, то шевалье Пардальян дал мне точные указания о расположении вашего особняка и сказал, чтобы я назвалась посланницей принца Фарнезе, мэтра Клода и господина Пардальяна. Так я и поступила… Тогда мы вышли через черный ход. Я проводила их в дом своего друга, где они находятся в абсолютной безопасности и откуда выйдут только в одиннадцать вечера. Вот в точности то, что сказал мне шевалье де Пардальян:
— Ради всего святого, сударыня, умоляйте герцога Ангулемского ничего не предпринимать до ночи…
— А что мне делать, когда ночь наступит? — поинтересовался молодой герцог.
— А вот что, — продолжала Фауста. — Когда я уже собиралась уходить, принц Фарнезе взял меня за руку, поблагодарил и затем произнес слова, которые я вам и передаю:
«Сегодня ночью в полночь мы будем ждать герцога и мою дочь в церкви Сен-Поль. Пусть он ни о чем не беспокоится: все будет готово».
— В церкви Сен-Поль! — прошептал восхищенный, задыхающийся Карл…
— Это его собственные слова. И, признаюсь, мне они показались странными. Но теперь я думаю, что поняла их…
— Да! — вскричал юноша в упоении. — Я понимаю… я понимаю их! Сегодня ночью, в полночь, в церкви Сен-Поль, с Виолеттой… я там буду!
Фауста встала и проникновенно сказала:
— Мне остается, сударь, пожелать вам счастья, которое вы заслуживаете.
— Как я смогу отблагодарить вас? — спросил Карл.
Фауста, казалось, колебалась несколько мгновений, как будто сильные чувства нахлынули на нее… или, быть может, просто потому, что подыскивала имя… Вдруг она произнесла:
— Если я попрошу герцогиню Ангулемскую иногда молиться за моего мужа… Агриппу, барона д"Обинье…
И она быстро пошла к двери.
— Баронесса д"Обинье! — прошептал Карл. — О, теперь я понимаю, почему она не назвала своего имени. Благородное сердце, не бойся меня. Я скорее дам вырвать себе язык, чем выдам тайну твоего пребывания в Париже.[13]
Если у герцога и было бы хоть малейшее подозрение, если всех деталей этого рассказа, прекрасно согласующихся с той правдой, которая ему была известна, не хватило бы для того, чтобы развеять это подозрение, если поведение, голос, слова посланницы не внушили бы ему полного доверия и искренней симпатии, то это имя — д"Обинье — наверняка послужило бы незнакомке защитой. И Фауста, проронив его в последний момент, словно поддавшись чувству, весьма успешно этим ловким ходом закончила свой спектакль.
Герцог Ангулемский проводил посланницу до наружной двери. Через несколько мгновений принцесса, чья лошадь шла неспешным шагом, в сопровождении лакея, который следовал за ней на некотором расстоянии, скрылась за поворотом улицы и с улыбкой, обнажившей ее маленькие хищные зубки, прошептала:
— Теперь мне осталось только выдать замуж Виолетту…
Карл, убедившись, что улица абсолютно пуста, вернулся в дом и с бьющимся сердцем бросился к Виолетте. Схватив ее за руку, он воскликнул:
ebooksa