Однако он зародил в ней надежду, и вся дрожа от нетерпения, она спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Не знаю. Но если кто и может его спасти, то это, по-моему, я… Я такой маленький, я могу пройти повсюду и ни в ком не вызвать подозрений. Я ничего не знаю, не спрашивай меня ни о чем… Подожди только до завтра. Сделай это ради меня.
Неожиданно она крепко обняла его и, прижав к груди, воскликнула, сама того не зная, как больно задевает кровоточащую рану в его сердце:
— Ах, мой Чико! Мой дорогой Чико! Если ты вернешь мне его живым, как я буду любить тебя!
Карлик осторожно высвободился из ее объятий.
Когда он целовал кончики ее пальцев, подол юбки или носки туфелек, она позволяла ему все это со снисходительностью божества, принимающего поклонение верующего. Когда Хуана была довольна, она трепала его по щеке или же тихонько тянула за ухо. Иногда она даже приникала губами к его лбу. И это было все. Никогда прежде она не обнимала его и не прижимала к сердцу!
Это объятие, предназначенное, как он безошибочно чувствовал, другому, причинило ему почти физическую боль.
— Я сделаю, что смогу, — сказал он просто. — Надейся. Ты обещаешь мне, что пойдешь отдохнуть?
— Я не смогу, — сказала она с болью в голосе. — Я как неживая.
— И все-таки надо жить… А иначе завтра, когда я приведу его к тебе, ты будешь усталой и покажешься ему уродливой.
И говоря это, несчастный улыбался!
У девушки хватило жестокости сказать карлику:
— Ты прав. Я пойду отдохну. Я не хочу выглядеть уродиной.
— А что ты будешь делать, когда он вернется? На что ты надеешься, Хуана?
Она вздрогнула и страшно побледнела.
И вправду, на что она надеялась?
Она не задавала себе этого вопроса. Малышка Хуана увидела французского сеньора — такого красивого, храброго, блестящего и к тому же доброго. Ее маленькое целомудренное сердечко учащенно забилось, и она вся отдалась новому неизведанному чувству, не понимая, какие опасности могут подстерегать ее в будущем.
Лишь услышав прямой и четкий вопрос Чико, девушка осознала — но не слишком ли поздно? — куда завело ее безрассудство. Она вся сжалась от горя и отчаяния. Конечно, не могло быть и речи о браке между дочерью трактирщика вроде нее и этим французским сеньором, посланным с поручением от одного короля, и какого короля — властелина Франции! — другому королю! Было бы чистейшим безумием поверить в такое хоть на минуту.
Тогда на что же она могла надеяться?