Пока он не знал, каково его состояние. Ему было так хорошо: она здесь, рядом, его голова в ее руках. Но почему его любимая в таком отчаянии? Почему тот, кого он уважает почти как Бога, так печален? Чико понял, что дела его плохи.
Он посмотрел в глаза Пардальяну, и в его взгляде читался немой вопрос. Шевалье в замешательстве отвернулся.
— Увы!.. — промолвил он.
Теперь Чико все понял. Нежное лицо карлика помрачнело.
Однако это было только облачко, от которого тут же не осталось ни следа. Чико быстро справился с собой. Вместе с безмятежностью к нему вернулась его улыбка — улыбка человека, безмерно преданного этим двум существам, единственно любимым им в этом мире. Карлик прошептал:
— Хорошо. Пусть будет так.
Только сейчас до Хуаны дошла вся суть случившегося. Девушка забилась в рыданиях.
— Почему ты плачешь, Хуана? — тихо спросил малыш.
— О Луис!.. Луис!.. Как ты можешь меня об этом спрашивать?
Чико с любовью посмотрел на девушку.
— Не надо плакать. Ты же понимаешь, будет лучше, если меня не станет… Я был бы помехой для тебя… и потом… я был бы так несчастен!
— Луис!.. Луис!..
— Теперь я могу тебе сказать… я ведь скоро умру… — И, как бы желая удостовериться в этом, карлик пристально посмотрел на Пардальяна и повторил: — Я ведь умру, правда?
Наверное, бедный шевалье от отчаяния лишился рассудка: вместо того, чтобы ободрить и утешить несчастного, как того требовала обыкновенная жалость, он закрыл лицо руками, чтобы не видно было слез, и исступленно закивал головой: «Да! Да!»
Карлик не обратил на это никакого внимания. Он тихо продолжал:
— Раз я скоро умру… я могу сказать тебе, Хуана… Я любил тебя… я очень тебя любил.
— Ух!.. Я тоже! — простонала девушка.
— Но я, — тут раненый грустно улыбнулся, — Хуана, я любил тебя не как сестру… Я хотел, чтобы ты… чтобы ты была моей женой!
Этот странный влюбленный по-прежнему отказывался верить, что его могли любить не только как брата!
— Не сердись на меня. Я никогда бы тебе этого не сказал… Но я скоро умру… Теперь это неважно. Помни же, Хуана… Я любил тебя… очень!..