— Остается решить, как именно все это будет поделено.
Тореро с изумительной беззаботностью махнул рукой, и Фауста легонько усмехнулась.
— Однако вам необходимо это знать, — мягко произнесла она.
Он ответил чрезвычайно любезно:
— Все, что бы вы ни сделали, будет одобрено мною.
И все же принцесса продолжала:
— Я предлагаю вам следующее…
На какой-то крохотный миг она умолкла, что заставило Тореро встрепенуться и с любопытством податься к ней, а затем холодно произнесла:
— Я стану вашей женой!
Тореро вскочил. Он ожидал чего угодно, но только не подобных притязаний, да еще выраженных в столь цинической форме; надо признать, он почувствовал себя оскорбленным.
Чудесный сон улетучился, и дон Сезар оказался лицом к лицу с грубой действительностью.
То неестественное воодушевление, которое овладело им в присутствии Фаусты, внезапно рассеялось. Ошеломленный, он смотрел на принцессу и не узнавал ее. Ему казалось, что перед ним стоит другая женщина. В какой-то момент в пылу восторга эта красавица вызвала в нем желание. Теперь же он смотрел на Фаусту совершенно иными глазами. Да, она была по-прежнему прекрасна, но ее красота не только не привлекала его, а напротив, отталкивала, ибо он внезапно увидел в ней что-то мрачное, роковое. Короче говоря, Фауста пугала его.
Потрясенный, он смог лишь пролепетать:
— Вы станете моей женой? Вы, сударыня?! Вы?!
Принцесса поняла, что настал решающий миг. Она выпрямилась во весь рост, приняла тот вид властительницы, который обычно делал ее неотразимой, и, смягчив блеск своих черных глаз, сказала:
— Посмотрите на меня. Разве я недостаточно молода и хороша собой? И разве не буду я правительницей, во всем достойной того всемогущественного монарха, каким вы совсем скоро станете?
— Я вижу, — отвечал дон Сезар, к которому вернулась вся трезвость мысли, — я вижу, что вы и вправду — олицетворение молодости, а что до вашей красоты, то — поверьте, я говорю искренне! И никогда ни одна красавица не сравнится с вами. Вы, сударыня, уже являетесь совершенным образцом монаршего величия, и самые великие королевы покажутся рядом с вами простыми камеристками. Но…
— Но?.. Выскажитесь до конца, — холодно предложила принцесса.
— Да, я выскажусь до конца. Вы не обычная женщина, и только полная откровенность может быть достойна такой благородной и гордой натуры, как ваша. И потому я скажу совершенно откровенно, не изображая ложного смирения: я вовсе не считаю себя достойным величайшей чести, которую вы хотите мне оказать. Вы слишком властительница и недостаточно… женщина.
Фауста чуть презрительно улыбнулась.