Сын шевалье

— Кончино, настало время, чтобы Мария потребовала от короля совершить наконец церемонию коронации… это нельзя больше откладывать.

Кончини был изумлен. Он опасался семейной сцены, а с ним говорили о политике. Стараясь ничем не выдать своего удивления, он все равно держался настороже.

— Почему? — спросил он, подражая безмятежному тону Леоноры. — Или ты боишься, что после исчезновения короля задержку с коронацией попытаются использовать, дабы лишить Марию права на регентство?

— Это серьезный довод, и к нему нужно отнестись внимательно, — сказала она. — Для подстрекателей все предлоги хороши. Этот им тоже пригодится. Тем более что король, как говорят, в завещании своем настолько урезал права регентши, что ей достанется лишь видимость власти. Отсюда всего один шаг до утверждения, что король считал свою супругу недостойной править, именно поэтому постоянно отказывал ей в совершении коронации.

— Но это же ложь! — вскричал Кончини, внезапно потемнев лицом. — Всем известно… во всяком случае, при дворе… что король отказывает потому, что страшится торжественных церемоний. Ему предсказано, что он подобного празднества не переживет.

На устах Леоноры появилась зловещая улыбка.

— Именно ложный довод и будут защищать с остервенением. Иначе не бывает.

— Это так, клянусь Вакхом! Именно так и будет!

— Поэтому, — продолжала Леонора, понизив голос, — даже если бы это был единственный довод, его следовало бы принять во внимание. Но существует и другой, гораздо более важный, по моему мнению, и нам следует удвоить усилия, чтобы вырвать у короля согласие на коронацию, которую постоянно откладывают вот уже в течение десяти лет.

— Что же это за довод?

— Некий астролог, — сказала Леонора еле слышно, — предсказал, что король не доживет до пятидесяти девяти лет[29] и умрет в карете во время торжественной церемонии. Слышишь, Кончини? В карете, во время торжественной церемонии.

То было время господства суеверий. Под влиянием их находился и король, считавший себя скептиком. Вследствие предсказания, о котором говорила Галигаи, он садился в карету с невольным трепетом. И вот уже десять лет отказывал королеве, осаждавшей его просьбами и мольбами, в совершении коронации.

Кончини и его жена, будучи итальянцами, верили в астрологию слепо. Отсюда понятно, с каким напряженным вниманием выслушал фаворит слова Галигаи.

— И что же? — с тревогой спросил он.

— А вот что! — задумчиво произнесла Леонора. — С судьбой не поспоришь. Отчего потерпели крах все наши предприятия против короля? Возможно, мы напрасно пренебрегли столь ясным предсказанием.

— Возможно! — искренне согласился Кончини.

— Королю, — продолжала Леонора, — идет пятьдесят восьмой год. Он приближается к возрасту, указанному в гороскопе, — это первое. Коронация королевы кажется мне самой подходящей церемонией, ибо ничего более грандиозного и представить себе невозможно — это второе. А уж карета какая-нибудь найдется… и тогда все три необходимых условия соединятся! Кончино, если мы хотим, наконец, добиться успеха, нам нужно расправиться с королем… Вот почему я говорю: Мария должна любой ценой добиться коронации. Нам нужно постоянно подстрекать ее, чтобы она, в свою очередь, не давала вздохнуть королю.

Кончини, как и его жена, был вполне убежден, что с судьбой не следует спорить. Неудивительно поэтому, что он с жаром воскликнул:

— Ты права, ты совершенно права! Я с завтрашнего дня начну уговаривать королеву. И ты тоже не должна упускать ни единой возможности повлиять на нее.

— Будь спокоен, — произнесла Галигаи с тонкой улыбкой.