Выпил Равальяк не так уж много, но поскольку привык к совершенной трезвости, ему и такая малость сильно ударила в голову. Он весь преобразился — словно после долгого кошмара в нем пробудилась жажда жизни. С восторгом и любовью глядел он на цветы и зелень кругом…
— Что? — добродушно сказал ему Парфе Гулар. — Видишь, как переменяются все мысли после доброго завтрака под старое вино?
— Вижу, — признался Равальяк. — Я словно другим человеком стал.
— А ответь-ка мне, — вдруг переменил разговор монах, — что тебе сказал на исповеди отец иезуит д"Обиньи?
Вопрос был, мягко говоря, нескромный. Равальяк помрачнел и огорченно пробурчал:
— Он сказал, что видения мои ложные и надо обо всем этом позабыть. Дал совет хорошо наесться, напиться и вернуться домой в Ангулем. А еще вернул мне су, которое брал в долг.
— Верно сказал! — ответил Парфе Гулар. — Хороший человек этот отец д"Обиньи!
Он задрал сутану, вытащил оттуда кошелек и высыпал его содержимое на стол. В кошельке было десятка два экю — немалая сумма для бедного монаха. Гулар подвинул ошеломленному Равальяку десять монет и без предисловий сказал:
— На одно су до Ангулема не доедешь. На вот десять экю. Дарю!
— Что это? — не верил своим глазам Равальяк.
— Как это что? Вот чудак! Деньги на дорогу, говорю тебе!
— Ты слушай, слушай отца д"Обиньи — он тебе дело сказал, Равальяк. Выкинь-ка ты из головы все это бесовское наваждение!
И он продолжал с глубочайшим сочувствием, тронувшим Равальяка:
— Поезжай, Жан-Франсуа! Право, поезжай! Совесть успокоишь, счастье найдешь… Будут там у тебя жена, дети, дом свой — заживешь, как все люди.
Приятели заспорили. Равальяк упирался; он никак не желал признаться, что его удерживает в Париже. Парфе Гулар расточал красноречие. Наконец пара стаканов доброго вина все-таки убедила Равальяка.
Он принял от монаха десять экю и пообещал завтра же отправиться в Ангулем. Парфе Гулар, добившись своего, немедленно встал, расплатился по счету, довел приятеля до его «гостиничного заведения» и на прощание расцеловал…
Было около половины одиннадцатого. Как раз в этот час Жеан Храбрый выходил из каморки на улице Арбр-Сек.
Пардальян с мрачным лицом продолжал следовать за монахом.
«Странное дело! — размышлял он. — Я бы присягу дал, что он подбивал несчастного юношу убить короля — а теперь вдруг посылает его домой! Неужто я ошибся?»
Он и так и этак думал, в чем тут дело, и наконец сообразил:
ebooksa