XXIV
ГЕРЦОГ АНГУЛЕМСКИЙ И ФАУСТА[6]
Комендантом Бастилии была сама Мария Медичи, королева-регентша.
Так как она лично не могла исполнять этой своей обязанности, она назначила туда своего заместителя, некоего лейтенанта, преданного ей душой и телом. Лейтенантом, исполнявшим обязанности коменданта Бастилии, был сеньор Шатовье, бывший придворный кавалер королевы.
Шатовье был придворным, а не тюремщиком. Этот старый дамский угодник по-прежнему трепетал при виде каждой юбки.
Однако возраст и сопутствующие ему недуги давно уже не позволяли ему переходить к действиям, поэтому ему приходилось ограничиваться галантными речами и сладостными вздохами, кои, впрочем, с точки зрения этикета, были совершенно безупречны.
Будучи знатным вельможей, он ничего не смыслил в своих обязанностях — что, впрочем, не мешало ему получать за их исполнение весьма щедрое вознаграждение — и держался на этой должности только благодаря особому доверию королевы. Он не только ничего не понимал в управлении тюрьмой, но и не хотел понимать; любое упоминание о его нынешнем поприще приводило его в бешенство. Однако вопросы, связанные с обслуживанием тюрьмы и обеспечением узников, все же надо было как-то решать. Шатовье поступил так же, как и его покровительница: он решил найти себе заместителя, который за более низкую плату исполнял бы все его обязанности.
Познакомившись со всеми младшими офицерами, служившими при вверенном ему мрачном узилище, он остановился на некоем Розе и назначил его своим заместителем. В отличие от своего начальника, Роз был прирожденным тюремщиком. Вся его сознательная жизнь прошла в стенах Бастилии: службу там он начинал с низших должностей. Шаг за шагом он добрался до звания младшего офицера, но если бы не Шатовье, вряд ли сумел бы подняться выше. Он знал всю подноготную тюрьмы и до тонкости изучил обязанности тюремщика, поэтому можно было сказать, что Шатовье сделал удачный выбор.
Прибывшую в Бастилию Фаусту сразу повели в дом господина коменданта, который располагался справа от первого подъемного моста, в первом внутреннем дворике, в конце которого начинался проход, идущий через второй мост — мимо кордегардии, в главный двор тюрьмы. Необычайная красота Фаусты, ее величественный вид тотчас же распалили воображение Шатовье, и он рассыпался в самых изысканных любезностях.
Фауста тотчас поняла, с кем имеет дело. Обладая поистине чудесным талантом перевоплощения, позволявшим ей, мгновенно уловив настроение собеседника, тут же подстроиться под него, она с легкостью приняла тон, избранный стареющим куртизаном. Она изначально рассчитывала провести в стенах Бастилии не менее часа, а то и двух, ибо, вопреки предположениям Пардальяна, собиралась объясниться с герцогом Ангулемским еще в тюрьме. Возможно, само освобождение герцога зависело от его согласия, а может, Фауста намеревалась последовательно пустить в ход оба документа, выданных ей Кончини…
Фауста считала, что раз у нее имеется выправленный по всей форме приказ о немедленном освобождении узника, то она без всяких препятствий сможет поговорить с ним. Поэтому она даже не подумала попросить у Кончини специального разрешения на свидание и разговор с заключенным. В самом деле, принимая во внимание имеющийся у нее документ, никакой комендант не отказал бы ей в таком пустяке. И действительно — едва лишь Фауста выразила свою просьбу, как комендант тотчас же дал ей необходимое разрешение; более того, он сам вызвался проводить ее в камеру заключенного.
И ни он, ни она даже не подумали о Розе. А этот Роз был личностью весьма и весьма неприятной. Шатовье смутно представлял себе тюремный устав Бастилии. Роз же, напротив, изучил его до тонкостей. Он с такой скоростью принялся сыпать параграфами и перечислениями страшных кар, полагавшихся за нарушение этих параграфов, что Шатовье мгновенно отступил и стал умолять Фаусту не настаивать на немедленной встрече с герцогом.
Фауста милостиво согласилась, посчитав, что сможет поговорить с Карлом Ангулемским и вне стен Бастилии. Она лишь попросила по возможности ускорить совершение всех формальностей. Но тут ей опять пришлось столкнуться со злой волей Роза, который считал всех узников своей собственностью и делал все от него зависящее, чтобы как можно дольше удержать их в тюремных стенах. Однако при этом он притворялся, что самое страстное его желание — это поскорей отпустить заключенного на волю. А так как медлительность злокозненного тюремщика вполне соответствовала настроению ловеласа-коменданта, которому не часто приходилось видеть в своих владениях столь красивую женщину, то нет ничего удивительного, что ожидание показалось Фаусте бесконечным.
Тем временем по весьма удобной и, можно сказать, уютной, камере государственной тюрьмы, именуемой Бастилией, лихорадочно расхаживал дворянин с горделивой осанкой и полный сил; на вид ему было лет сорок, и виски его уже серебрились сединой. Этого-то дворянина и хотела освободить Фауста. Его звали Карл де Валуа, граф Овернский, герцог Ангулемский. Шагая взад и вперед, он теребил в руках крохотный клочок бумаги и вполголоса разговаривал сам с собой:
— Кто мог написать мне вчерашнюю записку, предупреждающую о скором освобождении?.. Кто?.. Записка подписана: бывшая соперница. Бывшая соперница, ставшая самым лучшим, самым замечательным другом, потому что она хочет вытащить меня отсюда!.. Она обещает вскоре это сделать… Но сумеет ли она?.. И кто может быть эта бывшая соперница?.. Сколько ни припоминаю, никак не могу сообразить… Ах, черт с ней, неважно, кто она, лишь бы она вывела меня за эти стены — ведь я торчу здесь вот уже десять лет… Десять лет! Самые лучшие годы жизни прошли в этой камере!.. И как я только с ума не сошел?!
Время от времени он устремлялся к двери и прислушивался: ему казалось, что он слышит шум шагов неведомых друзей, идущих освободить его. Подолгу стоял он, прижавшись ухом к шершавым доскам, но каждый раз реальность заставляла его признать, что он вновь стал игрушкой собственных иллюзий. Он отходил, до крови кусал губы и снова принимался кружить по камере.
Этому занятию он предавался с самого рассвета. Внезапно он с торжествующим криком подбежал к двери. На этот раз сомнений не было: к его камере кто-то направлялся.
И он не ошибся. Дверь распахнулась, и на пороге появился Роз в сопровождении двух охранников. Плаксивым голосом сообщил он узнику радостную весть, а затем началась бесконечная череда формальностей. Герцог в нетерпении кусал кулаки, боясь, как бы из-за какой-нибудь закавыки ему вновь не пришлось вернуться в осточертевшую камеру.
Наконец с формальностями было покончено, и его повели к коменданту. Он немного успокоился: если только не случится никакой неожиданности, он уже мог считать себя свободным. Теперь его одолевало страшное любопытство, и он мечтал увидеть этого таинственного бывшего врага, который был столь могуществен, что сумел вырвать его из тюрьмы. И тут он увидел Фаусту. Как и Пардальян, он, несмотря на прошедшие годы, тотчас же узнал ее.
— Принцесса Фауста! — изумленно воскликнул он. — Какая неожиданность!