Нострадамус

— Тоже очень может быть, Жиль. Но ведь этот бедный крошка так хочет жить!

— Да и эта несчастная тоже не хотела бы помереть, — рассудил тюремщик.

Марготт перекрестилась, прошептала молитву и, встав на колени, принялась ухаживать за матерью и новорожденным. Тюремщик Жиль тупо смотрел. Младенец кричал. Мать молчала. Когда дело было сделано, тюремщик выругался и сказал:

— Очень может быть, что сначала мы будем прокляты, а потом нас еще к тому же и выгонят!

Марготт держала ребенка на руках. Она взглянула на мужа и приказала:

— Сбегай за молоком!

— Сию минуту! — отозвался, бросаясь к двери, тюремщик.

В этот момент Мари приоткрыла глаза. И сразу посмотрела на свое дитя. Ребенок, крича, с силой выворачивался из рук жены тюремщика. Счастливая улыбка озарила изможденное лицо роженицы. С невыразимой лаской она протянула руки к мальчику. Марготт так же ласково передала ей младенца, и мать с какой-то дикой страстью, но и с удивительной нежностью, так, что и у розы не помялся бы ни один лепесток, прижала дитя к груди… Когда тюремный надзиратель Жиль вернулся в подземелье, он обнаружил, что его жена плачет горючими слезами, а узница Мари, несчастная жертва, подозреваемая в колдовстве, приговоренная к сожжению, улыбается с таким восторгом, будто счастливее ее нет женщины на свете…

Часть четвертая

НАЕМНЫЙ УБИЙЦА

I. Ребенок растет…

Прошло еще немало времени. Может быть, два может быть, три месяца. В глубинах подземелья тюрьмы Тампль, в вечных потемках рос ребенок Мари. Продолжением событий, описанных нами в предыдущей главе, стала отсрочка исполнения приговора, вынесенного «ведьме»: судьи отложили и пытки, и сожжение на костре.

В течение этих месяцев младший сын короля Анри изредка спускался в подземелье. Он проводил в камере Мари несколько минут, но не произносил ни слова. Только молча наблюдал за узницей с каким-то ожесточенным вниманием, словно хотел понять, как изменила ее сердце проснувшаяся в нем материнская любовь. Затем его взгляд со странным выражением останавливался на личике ребенка. И тогда Мари испуганно прижимала к себе сына и старалась спрятаться вместе с ним в самом темном углу камеры.

Жуткие мысли рождались в уме принца. Он любил Мари, как никого и никогда в жизни. Но всеми силами своей уязвленной души ненавидел ее сына, этого ребенка, ставшего живым доказательством любви, которую эта молодая женщина испытывала к другому. Да, принц Анри изредка бывал в темнице, но в эти же самые месяцы он проводил долгие часы в конфиденциальных беседах с графом д"Альбоном де Сент-Андре и бароном де Роншеролем, которые стали теперь его фаворитами.

Надо сказать, что однажды — все в те же месяцы — Сент-Андре и Роншероль навестили ту церковь в Сен-Жермен-л"Оссерруа, где в памятную ночь бракосочетания поставили свои подписи в регистрационной книге под именем Рено — его настоящим именем! Они хотели украсть эту церковную книгу. Но странное дело — ничего и никого не нашли: как священник, так и книга бесследно исчезли!

А что стало с самим Рено? Им это также было неизвестно. Сначала друзья-предатели ожидали его возвращения, готовые достойным образом довершить преследовавшие его несчастья. Роншероль даже съездил в Монпелье, но и там ничего не узнал о человеке, за которым, если бы понадобилось, он отправился бы на край света. В конце концов они решили, что Рено, должно быть, убили где-то на большой дороге.

А Франсуа? Он за все это время ни разу не посетил узницу в ее подземелье. С тех пор как происходили описанные нами в предыдущей главе события, привычки дофина Франции самым существенным образом переменились. До этого, как и его отец, как и его брат, как и все знатные люди, принадлежавшие к блестящему, но страшно развращенному двору Его Величества, он был склонен только к удовольствиям и развлечениям. Теперь он с точно такой же всепожирающей страстью накинулся на государственные дела и стал признанным руководителем военной партии, подталкивавшей короля поскорее предпринять что-то против его вечного врага Карла V. Момент был выбран как нельзя более благоприятный, потому что, судя по донесениям шпионов, император в это самое время готовился к походу на Прованс.

Ответное наступление французской армии, которое было несколько месяцев назад остановлено королем и коннетаблем Франции, возобновилось. Франсуа и Анри было поручено заняться формированием группировки войск между Авиньоном и Балансом. Оттуда под командованием коннетабля Монморанси армия должна была двинуться на Прованс и создать для войск Карла V непреодолимый барьер. Когда это будет сделано, король возьмет командование на себя, он станет руководить всей операцией, готовый еще раз перейти в рукопашную со своим грозным противником.

Так что же, выходит, Франсуа совсем забыл о своей любви к узнице Тампля? Что же, выходит, он на самом деле отказался от Мари? Может быть, его сердцем овладели угрызения совести? Да простая жалость, в конце концов? Время покажет, так ли это.

Однажды Мари в своей подземной темнице, как обычно, играла с ребенком, щекоча быстрыми и легкими поцелуями его подбородок и заставляя весело смеяться. Она давно привыкла к жизни во мраке и хорошо видела сына. Она разговаривала с ним — это были долгие-долгие бессвязные речи, но ребенок серьезно выслушивал их, а мать, казалось, на какое-то время превращалась в ребячливое, беззаботное существо. Рядом с ними была Марготт; жена тюремщика смотрела и слушала. Она уже привыкла каждый день спускаться в камеру и проводить там час-два, помогая, чем могла, женщине и младенцу. Она больше совсем не боялась.