— Клэр, вы должны написать мистеру Гибсону, что сегодня днем я хочу его видеть. Думала, он приедет сам, чтобы засвидетельствовать почтение, но увы…
У доктора не было времени наносить церемониальные визиты: территория его медицинской ответственности оказалась охвачена лихорадкой, и это занимало все время и силы. Ему оставалось лишь радоваться, что Молли спокойно живет в Хемли-холле.
Домашние неурядицы ни в малейшей степени не утихли, хотя на время пришлось о них забыть. Последней каплей и последней соломинкой послужил незапланированный визит лорда Холлингфорда, которого доктор однажды встретил в городе в первой половине дня. Обоих очень заинтересовал разговор о новом научном открытии, с которым лорд уже успел подробно ознакомиться, в то время как доктор лишь мечтал получить достоверные сведения. Внезапно лорд Холлингфорд без ложной скромности заявил:
— Гибсон, может пригласите на ленч? Позавтракал в семь, и с тех пор ничего не ел. Голоден, как зверь.
Мистер Гибсон был только рад оказать гостеприимство лорду Холлингфорду, которого уважал глубоко и ценил высоко, а поэтому немедленно пригласил его к раннему семейному обеду, однако произошло это как раз в то время, когда повариха, особенно болезненно переживавшая увольнение Бетии, не посчитала нужным исполнять свои обязанности безупречно. Замены горничной еще не нашлось, поэтому даже столь скромную трапезу, как хлеб, сыр, холодное мясо или другая простейшая еда, вовремя получить не удалось. Наконец (после многочисленных звонков) ленч все-таки подали, однако хозяин сразу заметил отсутствие привычной безупречности, почти недостаток чистоты во всем, что его сопровождало. Неаккуратно уложенная на тарелки еда, мутные приборы, если не совсем грязная, то несвежая, мятая скатерть — все эти бросающиеся в глаза досадные мелочи неприятно контрастировали с той изысканной, утонченной деликатностью, которая в доме гостя сопровождала даже буханку черного хлеба. Мистер Гибсон не счел нужным извиниться прямо, однако после ленча, при расставании, произнес:
— Как видите, человек в моем положении — вдовец с дочерью, которая не имеет возможности жить дома, — не в состоянии наладить порядок, позволяющий эффективно использовать то недолгое время, которое проводит здесь сам.
Доктор не упомянул о плохой пище, которую им пришлось разделить, хотя и подумал об этом. Досадное обстоятельство не осталось без внимания лорда Холлингфорда, ибо в ответ он заметил:
— Верно, верно. И все же человеку в вашем положении не гоже взваливать на свои плечи еще и хозяйственные заботы. Сколько лет мисс Гибсон?
— Семнадцать, крайне неудобный возраст для девушки без матери.
— Да, чрезвычайно. У меня, слава богу, только сыновья, а с дочерью тоже возникли бы проблемы. Простите, Гибсон, но ведь мы беседуем по-дружески? Никогда не думали о новой женитьбе? Конечно, это совсем не то, что первый брак, и все же: если найдете разумную симпатичную особу лет тридцати или около того, то управлять хозяйством станет она, что избавит вас от множества хлопот. К тому же ваша дочь будет окружена той нежной заботой, в которой, по-моему, нуждаются все девушки этого возраста. Тема, конечно, щекотливая, но уж простите за то, что говорю откровенно.
Впоследствии мистер Гибсон не раз вспоминал совет, однако в данном случае для начала следовало подумать, кто эта самая «разумная симпатичная особа лет тридцати или около того». Точно не мисс Браунинг, не мисс Фиби, не мисс Гуденаф. А сельские пациенты делились на два противоположных класса: с одной стороны, крестьяне, чьи дети не отличались ни воспитанием, ни образованием, а с другой — сквайры, чьи дочери считали, что мир перевернется, если одна из них выйдет замуж за местного доктора.
И так случилось, что в тот самый день, когда приехал по вызову леди Камнор, мистер Гибсон вдруг подумал, что, возможно, миссис Киркпатрик и есть та самая особа. Обратно он ехал, ослабив поводья и размышляя больше о том, что о ней известно, чем о состоянии пациентки или дороге. Он помнил ее еще как очаровательную мисс Клэр — ту самую гувернантку, которая когда-то давным-давно, еще при жизни его жены, заболела скарлатиной. Думая о прошедших годах, доктор не понимал, как ей удалось сохранить молодость. Потом стало известно о браке с викарием, а вслед за этим (он не помнил, сколько времени прошло) о его смерти. Кроме того, до него как-то доходили сведения, что, оставшись вдовой, миссис Киркпатрик служила гувернанткой в разных семьях, однако всегда пользовалась симпатией у обитателей Тауэрс-парка, которых он уважал независимо от их положения. Пару лет назад прошел слух, что она поступила на работу в школу Эшкомба — маленького городка в том же графстве, неподалеку от другого поместья лорда Камнора. Владение в Эшкомбе превосходило Холлингфорд по размерам, однако господский дом там не мог сравниться с Тауэрс-парком. Управлял поместьем — точно так же, как мистер Шипшенкс Тауэрс-парком, — агент мистер Престон. На случай редких приездов семьи в особняке содержались в особом порядке несколько лучших комнат, а остальной его частью мистер Престон — красивый молодой холостяк — распоряжался по собственному усмотрению. Мистер Гибсон знал, что у миссис Киркпатрик росла дочь, ровесница Молли. Конечно, о значительном — если вообще каком-то — благосостоянии Клэр говорить не приходилось, однако сам он жил очень аккуратно, выгодно инвестировав несколько тысяч фунтов, а помимо этого получал хороший профессиональный доход, который с каждым годом заметно возрастал. В этой точке рассуждения доктор прибыл к очередному пациенту и на время оставил мысли о браке и миссис Киркпатрик, но позже с удовольствием вспомнил, что лет пять-шесть назад случилось, что Молли ненароком задержалась в Тауэрс-парке, и миссис Киркпатрик отнеслась к его девочке с особым участием. На этом аналитические размышления доктора остановились.
Леди Камнор нездоровилось, но чувствовала она себя не так плохо, как в те дни, когда близкие боялись послать за доктором. Графиня с огромным облегчением приняла рекомендации мистера Гибсона в отношении питания и образа жизни. Подобные советы ab extra [17] порой доставляют радость тем, кто привык все решать не только за себя, но и за всех вокруг; случается, что полученное освобождение от ответственности благотворно действует на здоровье. В глубине души миссис Киркпатрик считала, что леди Камнор еще никогда не отличалась подобной сговорчивостью, и вместе с Бредли не переставала превозносить врачебное искусство мистера Гибсона, так благотворно действовавшее на миледи.
Лорд Камнор регулярно получал отчеты о жизни в поместье, однако и ему самому, и дочерям строго-настрого запрещалось приезжать. Пребывать в состоянии физической и умственной слабости, лени и нерешительности графиня предпочитала вдали от семьи. Нынешнее положение настолько отличалось от обычного, что подсознательно она боялась потерять престиж в глазах близких. Порой она сама писала ежедневные сообщения, порой поручала дело Клэр, однако в таких случаях непременно просматривала письма, а ответы на них неизменно читала сама, но все же иногда делилась содержанием с миссис Киркпатрик. И только письма милорда мог читать кто угодно, поскольку набросанные размашистым почерком строки любви и нежности не содержали никаких семейных секретов. Но однажды миссис Киркпатрик в письме графа, которое читала графине вслух, наткнулась на предложение, которое хотела было упустить, оставив для самостоятельного рассмотрения, однако миледи проявила свойственную ей проницательность. По ее мнению, Клэр была неплохой компаньонкой, хотя и не отличалась умом. Правда же заключалась в том, что она не всегда умела быстро находить выход из положения и принимать решения.
— Ну что же вы остановились? Читайте. Надеюсь, там нет дурных новостей об Агнес? Впрочем, дайте-ка письмо.
Леди Камнор негромко прочитала:
— «Как продвигаются отношения Клэр и Гибсона? Ты пренебрегла моим советом помочь этому роману, но, полагаю, сейчас, когда сидишь в одиночестве, немного сводничества тебя бы развлекло. Не представляю брака более удачного».
Леди Камнор воскликнула:
— Вам было неловко видеть эти строки, Клэр? Неудивительно, что вы внезапно остановились, так меня перепугав.
— Лорд Камнор, оказывается, любит пошутить, — пролепетала смущенная миссис Киркпатрик, вполне, впрочем, согласившись с заключением: «Не представляю брака более удачного».