От А до Я. Избранные рассказы русских писателей

22
18
20
22
24
26
28
30

— Откуда ты? Паспорт, небось, при тебе?

— При мне, матушка. Я — мижегородской, по казанскому тракту.

Епифаново «мижегородской» — с буквой «м» — пришлось по душе Устинье.

— Так мы земляки? — откликнулась она. — Про Горки село слыхал?

— Как не слыхать, матушка!.. Я — гробиловский. Шелеметевская вотчина была до воли.

Он даже и фамилию Шереметевых произносил с буквой «л» как истый нижегородец.

— А я из Горок, — сказала Устинья и в первый раз улыбнулась.

III

Около месяца живет Епифан в кухонных мужиках. С Устиньей он ладил с каждым днем все больше и больше. Держал он себя все так же смиренно, истово, головы никогда высоко не поднимал, говорил мягко и тихо, так что горничные — их две — первые дни и голоса его не слыхали, начали даже подшучивать над ним по этому поводу.

Устинья взяла его под защиту и все повторяла им:

— Нетто все такие халды, как вы — охтенская команда?

Из них только Варя была действительно с Малой Охты, да Устинья уже заодно дала им такое прозвище. Варя — ужасная франтиха, и что ни праздник — сейчас же отпросится в театр, и после, в кухне, за перегородкой, утюжит мелкие барынины вещи и мурлычет без перерыву. Даже Устинья вчуже выучила, слушая ее:

Какой обед нам подавали!

Каким вином нас угощали!..

И Варя, и Оля, за обедом, продолжали подзадоривать Епифана. Он ест медленно, по-крестьянски, часто кладет ложку на стол и степенно прожевывает хлеб. Варя ему непременно скажет:

— На долгих отправились, Епифан Сидорыч…

И обе враз прыснут.

И тут опять Устинья должна их вразумить. Они никогда не ели по-божески, как добрые люди едят, в строгих семьях, а так, урывками, «по-собачьи». Одно слово — питерские мещанки, с детства отбившиеся от дому.

Епифан никогда не начинал есть мяса из чашки, и дожидался, чтобы сказали:

— Можно таскать!