— А про вурдалаков ничего он тебе не говорил?
— Про вурдалаков? Нет. Такого разговора между нами не было, — сказал Иван. — Только был сей Тишка слабый. Лицом бледный.
— Слабый? Может, болен был?
— А кто его ведает? Но силушкой его бог обидел. Не то, что меня. Я, барин, подковы, могу гнуть. Девкам такие как я глянутся.
— А Тишка не жаловался тебе на болезни?
— Говорил, вроде, что его из-за слабости телесной отправили из имения. Какой с него работник? Он меня тогда спросил, с чего меня барин на Москву отдал? Я ответил, что строптив не в меру. Розгами меня учили учили, да ничего не вышло.
Волков пожаловал Ивану три рубля серебром и отпустил. Тот поклонился и много благодарил чиновника за щедрость…
***
Болтушка8, фрейлина ея императорского величества Шаргородская, умела выведывать новости. Она знала, как любит царица послушать сплетни. К утреннему приему появилась она в покоях Анны Ивановны. Хотела сия девица первой про все государыне поведать.
Шаргородская внимательно посмотрела на других болтушек. Не знает ли из них кто сию новость? Но те спокойно переговаривались между собой, ожидая утреннего выхода императрицы. Стало не знают ничего.
Камер-лакей вышел в приемную. Все замерли, ожидая его слова. Тот громко заявил, стукнув посохом по паркету:
— Ея императорское величество, государыня Анна ждет фрейлин, дабы могли они развлечь ея величество своими рассказами во время утреннего кофею!
Анна только поднялась с постели и одела халат. Куаферы уже работали над волосами императрицы. Анна пила утренний кофе. В будуар императрицы вошел вперед фрейлин обер-камергер двора граф Бирен.
— Здравствуй, матушка! — он поклонился Анне.
— Ты уже здесь, друг мой? Рада видеть. Скажу тебе, что ныне спала плохо. Никто из докторов помочь не смог. Не подействовали их снадобья мерзкие.
— Дак и я не спал, Анхен. Все сны плохие донимали.
— Надобно призвать Блюментроста, пусть какую свою микстуру мне пропишет! А ныне, может, что весёлое мне расскажут? Чего нового в столицей моей, девки? — спросила Анна фрейлин.