Четыре часа десять минут до эфира…
Протасов вошел в эфирную зону. Охранник его знал и потому пропустил без звука, даже металлоискатель не звякнул — ведь у Антона с собой ничего такого не было.
Зашел в курилку с сигаретой в руке. Да, он должен что-то сделать…
Три часа сорок семь минут…
Наверное, Настя сейчас готовится, подбирает грим и одежду, изучает вопросы, сочиняет подводки.
Вспомнив ее небесные, ангельские глаза, ее волосы, разметавшиеся по подушке, он счастливо зажмурился. Он должен это сделать — ради нее.
Три часа тридцать восемь минут.
Протасов пошел мимо кабинета Цыбалина — секретарша бойко стучала по клавишам. Судя по распекающему баритону, слышимому в приемной, ее шеф находился у себя…
Выйдет же он когда-нибудь оттуда, хотя бы в туалет… Три часа шестнадцать минут до эфира.
Протасов заглянул в редакторскую. Девушки расцвели приветственными улыбками.
— Привет, Антон, ты что такой хмурый?
Он сказал, что ему срочно нужен офисный нож для резки бумаги, у вас, кажется, такой есть?
— Есть, — ответили ему.
Три ноль три до эфира.
Протасов толкнул дверь мужского туалета. Коньяк весело пузырился в мозгу, играя в пинг-понг обрывками сумбурных мыслей.
Было весело и как-то легко. Он решился.
Этот тип когда-нибудь выйдет в туалет, а он его дождется.
Потому что он должен это сделать!
Два двадцать две до эфира.
Он уже устал вздрагивать от хлопков туалетной двери, грохота спускаемой воды и гула сушилки для рук. Устал ловить на себе удивленные, настороженные взгляды. Устал отвечать на приветствия — его здесь многие знали, он с многими работал.