Выпавший графин не застучал по земле, а птицы, видя неподвижность всех троих, слетели на крошки и стали клевать их, вытягивая шеи и изредка тонко пикая.
Вторые похороны не замедлили, но ускорили предполагаемый отъезд наших путников, так как Иосифу еще нужнее стал покой. Андрей, бывший и на похоронах, теперь ежедневно бывал у Иосифа, подолгу беседуя с ним и утешая.
В этот вечер, когда у Пардова сидела уже Соня, принесшая письмо от Марининого ляда к игуменье, Андрей Иванович пришел позднее, чем обыкновенно, и объявил как-то торжественно и сразу:
– Друзья мои, нам придется еще подождать и ехать не в скиты, но в место, может быть, еще более святое – в Рим.
– В Рим? – в один голос воскликнули Соня и Иосиф.
– Да, в Рим. Меня вызывает туда больной родственник, не ехать я не могу, вас оставлять тоже, и ждать вам моего возвращенья слишком долго и тягостно.
– Слишком долго и тягостно, – согласился Иосиф.
– Но как же так, для нас это совершенно неожиданно, – сказала Соня.
Но Иосиф остановил ее, проговорив:
– Нет, Соня, едем с Андреем, без него нам сейчас немыслимо оставаться.
Андрей, пройдясь по комнате, сказал:
– Я думаю, я верю, что это не простой случай ведет нас в Рим, а потом, не любопытно ли будет вам взглянуть на него: вы не были за границей? – обратился он к Иосифу.
– Нет.
– В Риме и я не была, – призналась Соня. Андрей прибавил:
– Большая перемена места приведет и большее обновленье для вас.
– Может быть, вы и правы.
– Как жаль, что Марина не дожила, что ее нет с нами, – прошептал Иосиф.
Андрей, подойдя к нему, сказал громко и строго:
– Она с нами! Она с нами! Разве вы не чувствуете?
– Я слышу, пахнет ладаном.